За неделю до суда Шеннон сказала Элизабет, что им нужны люди, которые смогут сидеть позади нее на заседании. Передавать носовые платки, бросать взгляды на свидетелей Эйба, все такое. Семья не обсуждалась – Элизабет была единственным ребенком, а родители погибли во время землетрясения в Сан-Франциско в 1989 году, так что оставались друзья. Проблема в том, что у Элизабет их не было.
– Нам же не нужны закадычные подруги. Просто кто-то, кто согласится сесть рядом с тобой. Парикмахер, стоматолог, менеджер из магазина органической еды. Кто угодно подойдет, – сказала Шеннон.
– Может, наймем актеров? – предложила Элизабет.
Не то чтобы у нее никогда не было друзей. Она и вправду всегда была стеснительной, но в колледже и потом в бухгалтерской конторе у нее были близкие подруги. У нее на свадьбе были три подружки невесты, и сама она дважды оказывалась в этой роли. Но с тех пор как шесть лет назад Генри диагностировали аутизм, она все время занималась им. Каждый день она возила Генри на семь разных видов терапии: речевую, трудовую, физическую, аудио-вокальную (Томатис-терапию), по развитию взаимоотношений (RDI), визуальной обработке, биологической обратной связи. А в перерывах сметала в магазинах органической пищи продукты без арахиса/глютена/казеина/молочного белка/рыбы/яиц. Ночью она готовила для Генри еду и добавки и общалась на форумах типа «ГБО для детей» и «Аутизм-МамаДоктор». Через несколько лет без ответа друзья сами перестали выходить с ней на связь. И что ей теперь делать? Звонить и говорить: «Привет! Давно не общались! Я тут подумала, не хочешь прийти ко мне на суд по делу об убийстве, немного потусить перед тем, как меня приговорят к смерти. Кстати, извини, что шесть лет не перезванивала, я была очень занята с сыном. А теперь, знаешь, меня в его убийстве и обвиняют».
Так что Элизабет не знала никого, кто мог бы прийти поддержать ее (кроме Шеннон, но она не в счет, ей она по 600 долларов в час платит). Но вчера, войдя в зал и увидев пустые ряды у себя за спиной, она почувствовала боль, словно ей досталось от какого-то невидимого боксера. Уже два дня ряды позади нее остаются пустыми, провозглашая на весь мир, что ее никто не поддерживает, что она совершенно одна.
Когда Тереза сказала, что она видела записку на бумаге из «Эйч-Март», судья попытался все замять. Он стукнул молоточком, сказал Терезе, что нельзя просто так кричать с места, и велел присяжным не учитывать ее слова. Она извинилась, но, когда ей велели сесть (это Элизабет будет раз за разом вспоминать, лежа в постели), Тереза прошла мимо семьи Ю, пересекла проход прямо к пустому ряду и села точно у Элизабет за спиной. Кто-то из присяжных охнул. Они относились к Элизабет как к больному проказой, может и не заразному, но от которого все равно лучше держаться подальше.