— Поаккуратней брей, дед. Прошлый раз три пореза сделал.
— В прошлый раз рука дрожала, — оправдывался парикмахер.
— Лишку выпил?
Старичок конфузился. От него всегда попахивало сивухой. Маленький красный нос, похожий на свеколку, подтверждал: парикмахер любит выпить.
«Алкаш», — сказал про него Козлов. «Слабый он, — возразил дядя Петя. — Один живет, как я».
Заняв у дяди Пети пятьдесят копеек, я рванулся к парикмахеру, когда тот появился на пороге:
— Стричься будем, дед!
Старичок отпрянул. С опаской поглядывая на меня, бочком втиснулся в палату, стуча деревянной ногой.
— Постриги его покрасивше, — попросил дядя Петя.
— Исполню. — Старичок кивнул.
Постриг он меня хорошо. Я то и дело выбегал в туалет, где над жестяной раковиной висело потускневшее зеркало…
За полчаса до смены дежурства вышел в коридор. Сел на старый, продавленный диван, обитый потертым, потрескавшимся дерматином. Этот диван доживал свой век в одном из коридоров, откуда хорошо были видны настенные часы с массивным маятником, входная дверь и столик сестер. Ночью, когда в отделении становилось спокойно, на диване дремали сестры. Дерматин сохранял едва ощутимый запах духов. Пружины были слабыми: сев, я глубоко провалился, лицо находилось на уровне колен. Я откидывался на спинку, облокачивался на валик — все равно сидеть было неудобно. Решил походить по коридору, сделал несколько шагов и увидел Алию. Еще утром я представлял себе, как мы встретимся, что я скажу ей, а теперь растерялся.
Алия была в нарядном платье — красные гвоздики на белом фоне. Густые, пышные волосы падали ей на плечи, и я пытался сообразить, как она уместит их под сестринской шапочкой.
— Добрый вечер, — сказала она.
— Добрый вечер, — спохватился я.
— Вот уж не думала, что вы так быстро поправитесь. — Алия улыбнулась.
Ее улыбка возвратила мне смелость, и я сказал, что она, Алия, мне очень понравилась.
— Правда?
Поговорить нам не дал Сайкин: встал на самом видном месте — ни вперед, ни назад. Хотелось крикнуть ему: «Проваливай!» — но я стеснялся Алии. Она тоже заметила Сайкина, направилась в кабинет, где переодевались врачи и сестры. Я проводил ее долгим взглядом и одновременно с Сайкиным вошел в палату.
Подмигнув Козлову, он сказал:
— Москвич-то, Вань, в Ашимову втюрился.
— Ну-у?
— Только что на мозги ей капал.
Козлов повернулся ко мне.
— Котелок у тебя, парень, не варит. Если персы узнают, что ты на нее виды имеешь, — не жить тебе, помяни мое слово.
— Факт, — подтвердил Сайкин.
Дядя Петя сбросил на пол худые ноги в коротковатых кальсонах с завязочками, схватил пижамные брюки, попрыгал на одной ноге, не попадая в штанину.