Я рассказал то, что услышал от Владлена:
— Ты чего этого мерзавца все время Владленом называешь! — вспылил Волков. — Варька он!
Засунув большие пальцы под ремень, Самарин расправил гимнастерку.
— Жаль будет, если выгонят Игрицкого.
— Пропадет он тогда! — вздохнула Нинка и, попросив у Самарина «гвоздик», закурила.
— А мне, братва, все равно, кто психологию будет читать… — Волков зевнул. — Для математиков это не профилирующий предмет.
Гермес возразил, сказал, что психология ему очень нравится.
— Я считал, что тебя только точные науки увлекают, — удивился Волков. И добавил: — Между прочим, я тоже слышал, что Игрицкому собираются сказать «покедова».
— От кого слышал? — поинтересовался я.
Волков потер лоб.
— Че-ерт… не помню. Это было вскользь сказано.
— Послезавтра профсоюзное собрание, — сказал Гермес. — Может, там что-нибудь прояснится.
— Верно! — подтвердил Волков. — Послезавтра вылезет на трибуну какой-нибудь хмырь и шарахнет по Игрицкому. Потом, глядишь, и Варька речь толкнет.
— Не осмелится, — сказал я.
— Еще как осмелится! — возразил Волков. — Он всегда «в курсе», потому что около начальства трется. Начальству он безобидным кажется, а на самом деле дрянь, каких мало.
Самарин усмехнулся:
— Преувеличиваешь.
— Вы что, слепые? — Волков начал заводиться. — Помяните мое слово, братва, он выпустит коготки, если в профком пролезет.
Убежденность Волкова подействовала на меня. Я снова вспомнил разговор с Владленом и решил, что в словах Волкова, должно быть, есть истина.
— Заступиться бы за Игрицкого, — сказал Самарин.
— Зачем? — Волков зевнул.
— Значит, в молчанки играть будем?! — напустилась на него Нинка. — Ты, Волков, чудной какой-то: то без дела на рожон лезешь, то руки в брюки, словно я не я и хата не моя.
— Таким уж меня мама родила, — сказал Волков.
— Перестань. — Самарин поморщился. — Давайте лучше помозгуем, как Игрицкому помочь.
Волков снова зевнул.
— Чудным ты мне иногда представляешься, лейтенант. По моему разумению, ты обозленным должен стать, потому что с тобой несправедливо обошлись. А ты все добреньким стараешься быть.
— Он не старается, — возразил я. — Он действительно добрый.
— Доброта не всегда нужна! — отрезал Волков.
— Тут ты прав, — согласился Самарин. — Но к Игрицкому это отношения не имеет. — Самарин посмотрел на Волкова. — Тебе придется выступить. Ты у нас самый языкастый.
Волков сразу стал серьезным.
— Хоть мне и начхать на Игрицкого, но я молчать не стану, если, его Варька топить будет.
Возможно, Игрицкого следовало бы наказать: его запои отрицательно сказывались на учебном процессе, — но мы насмотрелись на фронте жестокости, сами бывали порой излишне жестокими; теперь хотелось делать только добро. Именно поэтому мы и решили заступиться за Игрицкого.