— Ты хорошо говорил, — перебил Волкова Самарин. — Только волновался сильно.
— А как было не волноваться, — возразил тот, — когда на человека напраслину льют? Я этого не люблю. Говорить надо по существу, а то, что у Игрицкого лекции неинтересные, — брехня.
— Курбанов тоже выступил, — сказал Гермес.
— А Владлен? — спросил я.
— Мимо. — Волков не скрывал своего разочарования. — На сей раз чутье подвело меня.
— Оно часто тебя подводит, — уточнил Самарин.
«Сейчас начнут пререкаться», — решил я. Но в это время Гермес сказал:
— Наша Нина решила шефство над Игрицким взять.
— Бабы, они все одинаковые, — задумчиво произнес Волков. — Одним словом, жалостливые.
Мы потолковали еще с полчаса. Напоследок Самарин предупредил Волкова:
— Учти, парабеллум все равно отберу!
— Попробуй, — сонно проворчал тот…
На следующий день произошло ЧП. Как только я вошел, Волков сказал:
— «Пушку» свистнули.
Я лишь промычал в ответ — настолько это сообщение показалось мне неправдоподобным.
— Все перерыл! — воскликнул Волков и с надеждой в глазах уставился на меня. — Может, я его вчера в другое место сунул?
Я хорошо помнил — в чемодан. Так и сказал.
— Наверно, кто-нибудь из ребят пошутил, — предположил я.
— Ничего себе шуточка! Впрочем, может быть, ты и прав. — Чувствовалось, он схватился за мои слова, как утопающий за соломинку.
— Самарин предупреждал — все равно отберет, — сказал я.
Волков прошелся по комнате, засунув руки в карманы, пнул ногой чемодан.
— Только не он! Лейтенант в таких делах слишком… как бы это сказать…
— Щепетильный?
— Вот-вот. Без спроса даже спичку не возьмет. — Волков кинул взгляд на кровать Жилина.
Я вспомнил, как посмотрел Жилин на парабеллум, и сказал:
— Между прочим, он нехорошо смотрел на твою «пушку».
Волков сел на подоконник, поболтал ногой.
— Но если вдуматься, разве дурак он? Его же первого заподозрят, поскольку новенький он. Это Жилин должен был учесть.
Самарин — он появился минут через пять — не на шутку встревожился, когда Волков рассказал ему о пропаже.
— Страшней всего не сама кража, — сказал лейтенант, — хотя, это, конечно, мерзость, а то, что парабеллум сейчас неизвестно в чьих руках и для чего украден, тоже неизвестно.
— Жилин спер — больше некому! — заявил я.
Послышались шаги, вошел Гермес — радостный, сияющий.
— Перевод получил! — выпалил он.
Гермес получал переводы часто. Кроме отца, ему присылали деньги родственники. Он никогда не утаивал от нас ни копейки. Отдавая деньги Волкову, просил:
— Купи сегодня чего-нибудь вкусненького — рахат-лукума, например, или халвы.
Гермес был сладкоежкой, и мы снисходительно усмехались, когда он наваливался на сладости, которые иногда покупал ему Волков. Я тоже любил конфеты и все прочее, но не признавался в этом, говорил, подражая Волкову, что сладости — тьфу, что для мужчины главное — мясо.