Нинка вдруг закрыла лицо руками и разрыдалась.
— Что с тобой? — встревожился Самарин.
— Вам легче было — вы мужчины, — вытирая слезы, сказала Нинка. — А каково нам, девчатам, приходилось? Господи, даже вспоминать страшно! Ведь там не только хорошие люди были. До сих пор одного мерзавца забыть не могу: лицо, как блин, ухмылочка, оттопыренные уши. Подсыпался ко мне, златые горы обещал. Я его пуще немцев боялась. Из-за него и курить начала. Он большой шишкой был и пользовался своей властью. Когда я наотрез отказала ему, он меня на передовую спровадил. Сперва непривычно мне было, потом пообвыкла. На передовой люди не те, что во втором эшелоне.
— Вот, вот! — обрадовался Волков. — Я тоже так считаю. Сейчас все говорят, что на передовой были даже те, кто к фронту никакого отношения не имел.
Открылась дверь. В комнату вошел Жилин. Мы понимали: рано или поздно нам придется встретиться. Я часто прикидывал, что скажет он и что ответим мы.
В первую минуту он показался мне осунувшимся, но потом я сообразил, что Жилин совсем не изменился — не похудел и не поправился, а нездоровый вид объясняется отсутствием загара на лице. Не заметил, как отнеслись к его внезапному появлению ребята и Нинка, потому что смотрел только на него, а когда перевел взгляд, то увидел каменное выражение на лицах, и только у Нинки чуть вздрагивали ресницы.
Шагнув к своей кровати, Жилин скатал матрас вместе с подушкой и постельными принадлежностями, снял гитару. Присев на корточки, выдвинул чемодан, подергал замок. На чемодане был слой пыли — мы умышленно не сдвигали его с места, но Жилин все же достал ключ. Отомкнув чемодан, начал проверять, все ли цело. Мне стало не по себе. Почудилось: сейчас он обернется и обвинит нас в воровстве. Такое ощущение возникало у меня и раньше, например, в госпитале, когда кто-нибудь начинал рыться в своей тумбочке, поднимая на сопалатников обеспокоенный взгляд.
У Гермеса в глазах-щелках появился нехороший блеск, у Волкова заходили скулы. Он хотел что-то сказать и даже раскрыл рот, но Самарин остановил его жестом. Волков поперхнулся, произнес, будто прочищал горло:
— Кхе, кхе…
Это «кхе, кхе» так подействовало на Жилина, что он сгреб одной рукой матрас, другой схватил чемодан и, позабыв о гитаре, рванул в дверь.
— Следовало бы всыпать ему! — сказал Волков.
— Не тронь… Вонять не будет, — ответила Нинка.
— Гитару-то куда деть? — спросил я.
— Выставь ее в коридор, — посоветовал Самарин.
Нинка старалась быть спокойной, но ее ресницы по-прежнему вздрагивали, выдавая внутреннее волнение. Волков не обратил, на это внимания, накинулся на Нинку, сказал ей, что она дура набитая, потому что путалась с Жилиным.