Сережик (Даниелян) - страница 119

Маро забросали землей, потом камнями. Камней было больше, чем земли, и получился бугорочек.

Мы шли к выходу. Я, священник и Мелан. Священник решил нарушить тишину и сказать что-нибудь утешительное, мол, ангелы Маро не оставят одну, а Господь Бог простит ей все грехи, и она будет счастлива… потом что-то о втором пришествии Христа. Я молчал, а Мелан это надоело. Она остановилась и сказала священнику:

– Слушайте, святой отец, подумайте лучше о себе. Маро даже там договорится и будет жить себе в свое удовольствие так, как она хочет.

Это было настолько в точку, что мы как будто скинули напряжение и упали со смеху. Священник сказал, что никогда не видел такого странного погребения. А я добавил:

– Надо было просто ее знать.

После похорон я позвонил в Лос-Анджелес и сказал маме, что Маро больше нет. Не знаю, что она подумала, но, помолчав, сказала:

– Да. Это ужасно.

Не знаю, что это означало. Мама была ее ровесницей и, наверное, предчувствовала свою смерть.

Как-то я навещал могилу Маро примерно через полгода после похорон. Могилы бабки Вардануш и ее сына Марлена-Сергея заросли травой, а вот у Маро пока было пусто. В Ленинакане плохая, каменистая почва, так что это было неудивительно. Не знаю, что меня натолкнуло на мысль позвонить маме в Лос. Время было неудобное, там была глубокая ночь, но я все же позвонил. И сказал, где нахожусь. Сказал еще невзначай, что на могиле пока трава не выросла. Мама помолчала и сказала:

– Я всегда говорила, что она ведьма.

Я понял, что доставил маме удовольствие, и пожелал ей спокойной ночи. Я всегда старался делать так, чтобы ей было хорошо. Ведь ей так мало оставалось жить.

Что касается меня лично, то я давно уже отказался ото всех и убил своих бабушек, дедушек, родителей. В себе. Даже если мама пока еще была жива, пыталась как-то рулить мной – это уже было вне меня.

Неправда, что, когда родители умирают, ты себя чувствуешь одиноким и понимаешь, что повзрослел и постарел. Все это напоминает мне бессмысленные тосты о родителях, об их светлой памяти. Как вообще за это можно пить? Это пафосно и глупо. Как те самые уродливые безвкусные могилы. Пить надо просто так, для хорошего настроения. Пить надо с хорошими людьми, с которыми можно и расслабиться, и погрустить, и помолчать. Жить вообще надо для удовольствия. Я благодарен родителям, что они меня научили, как нельзя жить.

Вместе с Маро я похоронил свое детство и не жалею, не хочу его возвращения. У меня нет о нем ностальгии. Когда поют «куда уходит детство», так и хочется ответить: «В жопу, Алла Борисовна, куда же еще?»