Сережик (Даниелян) - страница 36

– Дядя Айк, вот так и стой, и не вздумай смотреть вверх – замазка может попасть тебе в глаз.

Дед Айк согласился. А чего ему наверх смотреть? Что он там не видел? Он все повидал на своем веку, большего не надо. Пока дед перечислял, что он видел, рабочий ловко справлялся с делом, стоя на стремянке так, будто он там родился – прямо на последней ступеньке под самым потолком.

Я сидел в углу и наблюдал. Дед не выдержал и стал иногда выглядывать из-под таза. Как только он опять прятался под таз, то смотрел на меня, подмигивая, мол, видишь, Серёжик, ничего особенного в этом нет. Время шло, содержимое таза кончалось. Мне стало скучно, и я решил пойти к бабуле Лизе на кухню. Но как только вышел в коридор, раздался грохот, раскатистый такой. Я понял, что что-то случилось. Тем более дед закричал свое традиционное:

– Лиза!

Бабуля влетела в комнату быстрее, чем я. Дед лежал на полу в обнимку с рабочим, тазик валялся неподалеку, и вокруг – замазка. Глаза деда Айка тоже были все в замазке, а рабочий с непонимающим видом начал оправдываться перед хозяйкой:

– Я случайно, я просил не смотреть наверх, известь прямо в лицо попала, я ни при чем.

Все это было очень забавно, тем более что дед не видел из-за замазки бабулю Лизу и все продолжал орать:

– Лиза! Лизик! Ты что, оглохла?

Бабуля подошла к нему как ни в чем не бывало и стерла замазку с глаз своим фартуком. После этого дед поднялся и начал орать на рабочего, что тот не умеет работать с замазкой. Рабочий предложил дедушке Айку мазать замазку самому, если тому не нравится, как он работает. Все это продолжалось до тех пор, пока бабуля Лиза не подпрыгнула на месте так, как она прыгала, когда взбивала гогли-могли, и не пропела фальцетом:

– А ну-ка, за работу! Через неделю Неллик приезжает, вы что, хотите меня опозорить?!

Все по команде встали на свои места, рабочий поднялся на стремянку, и к этому времени пришел его помощник. Деда оставили в покое.

Так вот, ремонт был добит за неделю. Старый ушел вместе с царапинами, впадинами и сорокалетней грязью – ее сменила новая голубая краска. С разноцветными брызгами и разными узорами. Было очень красиво, но, по мне, чего-то не хватало. И я понял чего!

Дом еще пах сырой известью и краской. Я достал из Гагиного шкафа листочки бумаги и начал на них рисовать человечков, кораблики, солнце. Качество рисунков меня не интересовало, главное было нарисовать побольше. Когда рисунков стало штук десять, я перешел к следующему шагу. Надо было проникнуть на балкон.

Бабуля на кухне лепила свои фирменные вареники: аккуратно вкладывала в белое тесто вишенки и делала из него маленькие пирожочки, чтобы бросить в кипяток. Пирожочки все были размером с пельмень и настолько одинаковые, будто их делал станок на заводе. Я прошел мимо нее на балкон, стибрив по пути вишенку и получив суровый бабулилизинский взгляд.