Женщина посмотрела на деда неуверенно. Потом, когда уже дед с ней поближе познакомился, рассказал про Второй Белорусский фронт и свою контузию первой степени, она начала верить каждому его слову.
В общем, в Москве мы попрощались с дедом Айком и сели в самолет ИЛ-18. С пропеллером! И полетели в Африку к папе. Он вылетел в Могадишо раньше нас на месяц, чтобы присмотреться, не опасно ли ехать туда маме с ребенком. Летели мы шестнадцать часов. Как только самолет взлетел, вся романтика закончилась. Пропеллеры так ревели, что я старался их перекричать. Уши болели, я был полностью разочарован и умолял маму немедленно выйти из самолета. Вот в поезде ехал себе спокойно, гулял по вагону – а тут! Туда нельзя, сюда нельзя. То тошнит, то черт знает что. И неимоверный гул пропеллеров. Реактивных самолетов тогда не было.
Часов через десять мы приземлились в городе, который назывался Ходейда. Это страшное имя я запомнил. Где-то почти на Африканском континенте, но до папы в Сомали пока еще было далеко. Это была экстренная посадка. В Сомали началась революция. Это мне мама рассказывала потом, когда я начал вообще что-то соображать. А тогда мне было все равно. Просто мы летели к папе, и нас в Ходейде тормознули на пару суток. Для нашей же безопасности, как говорила тетя-стюардесса.
Мы с мамой вышли из самолета, было очень душно. Такое ощущение, будто меня купала бабуля Лиза. К нам подошли черные военные люди. Я громко спросил маму:
– Мама, это негры?
Мать мне заткнула рот, и нас отвезли на автобусе в гостиницу. В гостинице она сидела у окна и все время смотрела на улицу. К нам вошел опять черный мужик в чалме и в белой длинной юбке; вежливо раскланиваясь и глядя в пол, он что-то предложил маме по-английски. Мама отказалась, он вышел. Как потом выяснилось, он просто хотел включить кондиционер. Мама не знала, что это такое, и отказалась на всякий случай. В комнате было душно. Потом принесли обед, мама достала еду из сумки и запретила мне есть то, что лакей принес на подносе. Сама она потом два дня не ела вообще, чтобы моя еда не кончилась. А меня кормила тем, что ей собрала в дорогу бабуля Лиза.
А та положила кроме бутербродов гречку, манную крупу, макароны, рис и туалетную бумагу. Ну так, на всякий случай. Бабуля Лиза с беспокойством говорила:
– Черт знает куда едешь с ребенком, даже страшно подумать! Не корми его африканской пищей!
Логика у бабули Лизы была железная. Мы ехали туда на год.
Из номера выходить нам не разрешали, и мы сидели в отеле несколько суток. Как потом рассказывала мама, даже звонить было нельзя.