Мы выскочили во двор. Там макаки заорали и полезли на дерево. У них был красный зад и голубые яички у самцов, и еще – невыносимый характер. Они срывали с веревки мамину стирку, рвали ее в клочья и дразнили маму, размахивая клочками папиных трусов. Они крали остатки со стола на балконе, если мы на секунду задержались с уборкой после трапезы. Писали на коврик перед дверью. В общем, жизни от них не было. Но я у них научился лазить по деревьям, как Маугли. Работники посольства часто так меня и называли.
Однажды я до смерти испугал бабулю Лизу. Как-то после Африки мы на проспекте Ленина встретили ее подругу, ну и бабуля пустилась в разговорный марафон минут на сорок пять. Мне стало скучно, и я полез на дерево. Бабуля закончила свой марафон и вспомнила, что у нее был внук.
– О господи, ребенок пропал. Милиция! Серёжик!
К бабуле подошла милиция и обнаружила меня на макушке клена.
– Вон ваш Маугли, женщина, успокойтесь.
Когда мне приказали немедленно спуститься, я спрыгнул и сказал:
– Что вы от меня хотите? Мой нос? Вот, возьмите, – я его аффективно «оторвал» и предложил собравшимся. Это всех рассмешило, что меня рассердило, а бабуля от счастья расплакалась.
Эту историю бабуля Лиза рассказывала всем до самой смерти, раз сто. Ее уже все знали наизусть. Как я оторвал свой нос и предложил его всем. И чем больше бабуля старела, тем чаще повторяла ее. «Вот вам мой нос!»
Как-то я вышел на балкон и увидел посреди двора, на дорожке, большой овальный гладкий камень. Странно, раньше его там не было. Я спустился к нему. На камне были нарисованы ромбики, и он блестел. Я подошел поближе, камень зашевелился, выставил чешуйчатые лапы, потом высунулась змеиная голова, зашипела, и камень сделал несколько шагов к саду. Я испугался и убежал. На мой крик вышел папа. Я кинулся к нему. Папа сказал, что это наша черепаха, она тут живет, просто не так общительна, как обезьяны и собаки.
Я был в шоке от ее размеров. Голова была страшная, вся в морщинах, как лицо ереванской соседки Марго. Папа сказал, что эта черепаха добрая и может за кусочек манго нас прокатить по саду. Он встал на нее и слегка ударил по панцирю ногой. Черепаха опять высунула голову и пошла по двору. Я тоже на нее встал. И она опять пошла. Когда на ней стоял только я, она шла побыстрее. Я весь день заставлял ее катать меня. С манго она ходила охотнее – это было ее любимое блюдо. Стоило лишь бросить кусочек за пару метров перед ней. Ну еще бы, за манго и я бы все что хочешь сделал. Черепаха ела очень противно, чавкала, но я уже к ней привык. Мы подружились. Она меня больше не боялась и не пряталась в панцирь. Я мог кататься на своем друге, не прилагая особых усилий. Это вам не трехколесный велосипед в посольском дворе, который я еле педалил.