Сережик (Даниелян) - страница 47
У нас в ущелье жил один мужик, который звал свою дочь с улицы: «Маша! Маша!» И когда она не отзывалась, он кричал следом: «Маша, говно!» Так мы ее и прозвали Маша Говно. Вот у этой Маши Говна в саду росла сирень. И я решил у нее украсть пару веточек. Зачем Говну сирень? Лучше я нарву ее, подарю своей любимой и заработаю пару поцелуев. Так и сделал. Я забрался на забор, достал свой перочинный нож. Тогда нож имел в кармане каждый мальчишка. И начал резать сирень. Вдруг мне на брюки хлынула кровь, и я понял, что до кости порезался. Сирень тоже была в крови, и я, истекая кровью, дошел до двора и зашел в подъезд. Там, как и условились, меня ждала Она. Я торжественно вручил ей окровавленный букет. Она, конечно, испугалась, но я ее успокоил долгим поцелуем. В этом было что-то героическое. Я чувствовал себя победителем, который, жертвуя собой, сделал жест ради любимой. Я даже подошел к ней прихрамывая, как партизан, хотя нога у меня не болела. И хриплым голосом сказал, что я ее люблю, и вручил букет. Это произвело на нее шокирующее впечатление и возбудило в ней материнский инстинкт. Она принесла из дома бинт, перевязала рану, я был счастлив.
Я только потом понял, что для женщин мы первым делом дети, о которых они должны заботиться. Сперва им нравится, что ты беспомощен; они культивируют в тебе инфантилизм, а потом жалуются, что ты тряпка. Конечно, я опираюсь на свой личный опыт, это не аксиома.
Но вернемся в детство.
Меня перевязали. Шрам остался до сих пор – на память о героическом прошлом.
Летом моя любовь должна была уехать на море с родителями. На рассвете. Я ее провожал из окна, спуститься было неудобно. Она посмотрела в мою сторону, показала мне медальон, который я ей подарил, приложила его невзначай к губам, как в индийском фильме, и села в машину. Я был грустен и счастлив. Сестра откуда-то достала кассету Джорджа Харрисoна. Give me love. Я весь день ее слушал и грустил.
Странно как-то, я не помню, как мы расстались. Я вообще не запоминаю моменты, которые мне неприятны. Наверное, защитная реакция такая. Я помню только запахи и ее голос, и влажные ладошки, которыми она ласкала мое лицо.
Во дворе у меня были близкие друзья и просто друзья. Одного я прозвал Маэстро. У нас у всех были клички. Он был старше нас, очень хорошо играл в футбол, хорошо учился в школе. Он был примером для всех. Маэстро стал ученым, математиком. Он не воровал с нами абрикосы и брился уже в пятом классе; я ему завидовал, потому что не только не брился, но и был слабее него физически и в футбол играл очень плохо.