Однажды я спросил его:
— Тоскуешь, Лексей?
— Нет, — вздохнул он, — душа горит на врага.
— Крепись, — сказали, — наши скоро возвратятся.
— Дожить бы только!..
— Доживешь… Не горюй.
— А заклятого ворога здорово наши бьют? Не слыхал, что люди сказывают? — шепотом допытывался он.
Я, конечно, все рассказал ему, что знал. Покачал он своей седой головой и сказал:
— Мы с тобой, Харитоныч, перед народом в долгу: плохо супостата бьем. Надобно нам крепче бить. Шестерых наших ироды повесили. А за что? За какие грехи? За Ленина стояли. За советскую, родную власть. Наташеньку-то Радченко под Мариуполем поймали и замучили кровопийцы… А за что? На Гитлера работать не хотела. С оружием в руках землю свою защищала. Не осрамила нашу старость Наташенька. Не убоялась умереть за правое дело. А мы что? Чем мы помогаем бить иродов? Сила, говоришь, не та? Не верю. Сила в нас, крестьянах, невиданная.
Много дней так вот сидел дед Лексей на завалинке, выглядывал все, что делается вокруг. А делалось вокруг известно что… Прохожу я, значит, как-то вечерком мимо домика Лексея, смотрю, на завалинке нет знакомой фигуры. Потом сказывали, что видели Лексея рано утром. Выпросил он у Ксюши Васильевой какой-то ватничек, прихватил краюху хлеба, у соседа Бурляева отсыпал соли в табакерку и… скрылся, пропал. Мы уж его искали, искали, но все без толку. Весь берег реки обшарили — нигде нет.
Паша нетерпеливо спросила, что же стало с дедом.
Григорий Харитонович поднял голову, молча посмотрел на нее.
— Не торопись, в момент все скажу, небесница.
Она засмеялась.
— Почему же небесница? Я обыкновенная… земная.
— Нет, нет, небесница, так и есть небесница, чтоб мне провалиться на этом месте, — повторил он пересохшим голосом. — Ты же ведь над нашей деревней летала и письма свои напечатанные крупными печатными буквами сбрасывала. Радость-то какая была у всех! Вся деревня гомонила: «Наша Паша письма с небес сбрасывает, поклоны передает, просит не волноваться, пишет: фашизму скоро конец придет… Работаю, мол, для фронта, как прогоним немца, всей тракторной бригадой возвратимся в колхоз…» Люди на радостях плакали, обнимались, друг другу говорили: «Ангелинцы живы, значит и советская власть жива…»
— Так ведь я, Григорий Харитонович, над деревней не летала. Не так дело было.
И Паша рассказала подробности этой загадочной истории. Как в аул Теректа приезжал корреспондент газеты «Правда», как с ним Паша передала письмо старобешевцам. И вышло все как в сказке. Редакция «Правды» набрала письмо крупным шрифтом. Потом листовки были вручены летчику, и он, пролетев над деревней, сбросил их односельчанам.