И вновь Павел начинает, как бы, оправдываться: «Но они (апостолы) и Тита, бывшего со мною, хотя и еллина, не принуждали обрезаться» (2:3). Что, впрочем, было вполне возможным, учитывая что в состав иерусалимской общины ещё недавно входили и еллинисты во главе с Стефаном, из которых, по видимому, хотя бы часть могла быть необрезанными.
Но вину на подобные поползновения Павел возлагает на «лжебратий», которым, как он с гордостью заявляет, ни в чем не уступил: «а вкравшимся лжебратиям, скрытно приходившим подсмотреть за нашею свободою, которую мы имеем во Христе Иисусе, чтобы поработить нас, мы ни на час не уступили и не покорились, дабы истина благовествования сохранилась у нас»[1] (2:4–5). Свою свободу, т. е. независимость от других апостолов, он никогда не забывал подчеркнуть. Принадлежность этих «лжебратий» Павел, как обычно, не обозначает. Можно лишь догадываться, что они принадлежали к одной из иудохристианских сект. Имели ли они отношение к апостольскому центру во главе с Иаковым не сказано ни слова.
Для Павла важно было утвердить в собственных глазах и в мнении окружающих, что «в знаменитых чем-либо, какими бы ни были они когда – либо, для меня не было ничего особенного», ибо «бог не взирает на лицо человека» (2:6), а смотрит на результаты его деятельности. А Павлу было что предъявить в отличие от своих оппонентов. И, по-видимому, без особой охоты, но те согласились разделить сферы действий: «мне вверено благовестие для необрезанных, как Петру для обрезанных… и узнав о благодати, данной мне, Иаков, Кифа и Иоанн, почитаемые столпами, подали мне и Варнаве руку общения, чтобы нам и идти к язычникам, а им к обрезанным» (2:7–9). Т. е., согласно Павлу, он получил полное одобрение и согласие на дальнейшую деятельность. Как и Варнава. Между прочим. Согласие было дополнено признанием необходимости помощи «нищим», внесённым, по-видимому, по предложению Павла. Иногда он был неплохим дипломатом. Тем более, что это соответствовало его внутренним убеждениям. Еще раз отметим, что апостолы называются еврейскими именами. Изменение в предыдущей фразе на «Петра», возможно, позднейшее.
Некоторые дополнения к вышесказанному: а) о сути дискуссии Павел, по обыкновению, ничего не говорит. Но, по-видимому, дискуссии были достаточно нелицеприятные, учитывая глубину разногласий. Особенно по бытовой ритуальной сфере (обрезание, кошерность, суббота и т. д.). Согласие было явно вынужденным. Было зафиксировано реальное положение дел: каждый получил то, чем «владел». Того единства христианства, к которому стремился Павел, не получилось. Наоборот, начали выкристаллизовываться два направления: иудохристианство и условно – «языческое» Павлово. С ярко выраженным этническим водоразделом. Впоследствии Павел стремился уменьшить эти расхождения, будучи теологом – практиком, а не схоластом – теоретиком. Но его усилия оказались тщетными; б) «Апостолы – столпы христианства». Павел продолжает мыслить в категориях Храма, единство которого он не желает подвергать сомнению. Он, несмотря на свою критику их, внутренне принимает их авторитет. Это у него в крови. Отсюда и побуждения для предложения «помощи нищим». Это та же храмовая десятина; в) отметим и расчетливую замену «мы», «нас» в (2:4), относяшиеся к Павлу и его сторонникам, в фразе «борьбы за нашу свободу» на «вас» в (2:5), дабы истина благовестия сохранилась у «вас»». Павел был достаточно расчетливым дипломатом: в споре с несогласным оппонентом нужно смягчить разногласия, польстив ему; г) И ещё один штрих: апостолы пожали руки ему и Варнаве, тем признав их равноправие в миссии. Павел внутренне с этим был явно несогласен, исходя из дальнейшего разрыва их отношений.