Далее, почти по Апокалипсису: «И тогда откроется беззаконник, которого Господь Иисус убьёт духом уст Своих и истребит явлением пришествия Своего того, которого пришествие, по действию Сатаны, будет со всякою силою и знамением и чудесами ложными, и со всяким обольщением неправедным погибающих за то, что они не приняли любви и истины для своего спасения. И за сие пошлёт им Бог действие заблуждения, так что они будут верить лжи, да будут осуждены все, не веровавшие истине, но возлюбившие неправду» (2: 8-12).
Очевидно, что перед нами выписка из готового текста, возможно, идейно близкая Павлу, но не принадлежащая его устам.
Отметим, что уничтожением противника здесь занимается сам Господь как фактом своего пришествия, так и «духом уст своих». Психологически здесь любопытно, что уничтожить можно только конкретного противника. Зло абстрактное, неназванное, по-видимому, неуничтожимо. И второе: зло носит видимость псевдо-Бога, ассоциативно воспринимаемого с истинным Богом. Или с воспоминанием о царствовании царей – завоевателей, осквернителей Храма, когда-то «восседавших в Храме». И ещё одна аналогия с последней фразой приведённой выписки: типологически она схожа с ситуацией исхода из Египта, где Бог также послал «заблуждение» на фараона египетского.
Для Павла не подлежит сомнению, что те, кто не приняли «любви истины», должны быть «погибающими». Здесь он иудей – последователь Бога Ветхого Завета. Никаких смягчающих обстоятельств он не видит даже в том, что тот же беззаконник совершает те же «знамения и чудеса ложные» и обольщения, разобраться с которыми далеко не всем по силам, тем более, что и «праведные» обольщения ничем не выделяются среди прочих. Ссылки на разврат, царящий «в Риме» вряд ли имели значения для христианских общин в момент формирования их эсхатологических ожиданий, которые явно имели для них более значимый характер, чем поступки любого императора. Их ожидания были связаны с уничтожением всемирного зла, а не отдельного человека, пусть даже императора. Эти легенды – отзвуки более близких для нас времён. Тем более, что ранние протохристианские общины демонстративно старались отделиться от мира. Ср. Кумран, где проявлялись схожие мотивы. Кроме того, отметим, что здесь «беззаконник» должен был воссесть в Храме, что вряд ли затрагивало интересы язычников – христиан. Скорее, это должно было волновать иудохристиан.
Вопреки обычной для Павла неуверенности, проскальзывающей в его прогнозах, здесь всё предопределено:
о грядущем суде праведности, о каре нечестивцам и т. д. И Иоанну оставалось лишь дополнить впечатляющими подробностями картину будущего Апокалипсиса. Еще раз отметим, что здесь роль гневного наказующего выполняет Христос (ср. с Богом Ветхого Завета), темперамент которого в этом описании приближается к Павлову. Роль Христа как искупителя всех грешников остаётся за кадром. Все люди для Павла разделяются на «принявших истину» и «не веровавшие истине». Невольно вспоминается евангельский Христос: «Кто не со мной, тот против меня!» Спасение для последних невозможно. Бог предопределил их судьбы. Некоторой иронией звучит сочетание «любовь истины» и «возлюбившие неправду» с общим корнем любви.