Мы остановились в саду у края поля на склоне холма. Когда я легла с полковником Бёрчем на траву, то под нами оказалась простыня из лепестков яблоневого цвета, покрывавших землю, словно снег. Там я впервые в жизни поняла, что молния может ударить не снаружи, а изнутри, из самых сокровенных глубин души, и раскаты грома могут пройти по всему телу. Я никогда не жалела об этом своем открытии.
В тот вечер я узнала и еще кое-что, только это дошло до меня позже. Я лежала в его объятиях, глядя в вечернее небо, где насчитала четыре звезды, когда он спросил:
– Как ты поступишь с деньгами, Мэри?
– Выплачу наши долги и куплю новый стол.
– Очень практично с твоей стороны, – усмехнулся полковник Бёрч. – А для себя самой ничего не собираешься купить?
– Наверное, куплю себе новую шляпку. – Мою шляпку мы только что сильно помяли.
– А как насчет чего-нибудь более серьезного?
Я промолчала.
– Например, – продолжил полковник Бёрч, – ты могла бы переехать в дом, скажем, выше по Брод-стрит, где можно было бы открыть хорошую лавку древностей. Тогда торговля у вас пошла бы лучше.
– Значит, вы думаете, что я и дальше буду продавать антики, да, сэр? Что я никогда не выйду замуж, но буду заниматься лавкой?
– Я такого не говорил.
– Ничего страшного, сэр. Я знаю, что не выйду замуж. Никому не нужна такая жена, как я.
– Я не это имел в виду, Мэри. Ты неправильно меня поняла.
– Разве, сэр? – Я подняла голову с его плеча и растянулась на земле. Даже за то недолгое время, что мы разговаривали, небо стало темнее и на нем загорелись новые звезды.
Полковник Бёрч сел с заметным трудом, потому что был немолод и от лежания на земле у него, должно быть, затекли суставы. Он посмотрел на меня. Было слишком темно, чтобы различить выражение его лица.
– Я думал о том, что ты лучшая в мире охотница за допотопными тварями. Многие женщины – большинство, собственно говоря, – могут стать идеальными женами, но ты одна на всем белом свете. Знаешь, когда я проводил в Лондоне тот аукцион, то познакомился со многими людьми из тех, кто претендует на археологические познания, и ни один из них не знает и половины того, что знаешь ты.
– Мистер Бакленд знает. И Генри де ла Беш. А как насчет барона Кювье? Говорят, этот француз знает больше, чем любой из нас.
– Может, и так. Но ни у кого нет такого инстинкта, который есть у тебя, Мэри. Возможно, твои знания почерпнуты скорее из опыта, чем из книг, но это не делает их менее ценными. Ты уделяешь образцам очень много времени. Ты изучила их анатомию и увидела различия между ними, даже самые тонкие. Ты, например, распознала ихтиозавра, поняла, что это особенная, еще не известная науке тварь.