Принимаемые правительством отдельные меры принципиально проблему не решали. Понимая это, царь не рискнул пойти на кардинальные преобразования существующего общественного устройства. Сам он был смелым и волевым человеком, и обвинять его в малодушии в данном случае нет никаких оснований. Его страшила перспектива нарушения спокойного и предсказуемого течения государственной жизни, которая, как ему думалось, могла наступить, если разом разорвать все путы и ограничения, складывавшиеся веками. Он опасался хаоса, анархии. Революционные события в Европе 1830 и особенно 1848 гг. лишь усиливали антиреформаторские настроения царя.
За годы своего царствования Николай I объездил всю Россию и почти везде встречал неполадки, неустройство, казнокрадство, взятки. На окраинах было еще хуже, чем в центре. После посещения Закавказья он написал: «Нельзя не дивиться, как чувства народной преданности к лицу монарха не изгладились от скверного управления, какое, сознаюсь, к моему стыду, так долго тяготеет над этим краем»[128]. Наказывал, выгонял со службы чиновников, издавал грозные указы, но положение мало менялось к лучшему. Всю свою жизнь Николай I боролся с нерадивостью, неаккуратностью и бесчестностью, но ощутимых результатов так и не добился.
При всей своей любви к механистичности и нелюбви к отвлеченным вещам, Николай I умел понимать и ценить искусство. Впрочем, это неудивительно, ведь его царствование пришлось на период высочайшего подъема отечественной культуры. Именно в эти годы творили великие русские литераторы А. С. Пушкин, А. Н. Некрасов и И. С. Тургенев, художники В. А. Тропинин и К. П. Брюллов, скульптор П. К. Клодт и композитор М. И. Глинка. Еще в 1826 г. во время коронации из ссылки в Москву был вызван А. С. Пушкин, с которого царь еще раньше снял опалу. При встрече Николай I сказал ему: «Ты будешь присылать ко мне все, что сочинишь, — отныне я буду сам твоим цензором». В советской историографии, в которой правление Николая чаще всего рассматривалось как реакционное и даже тираничное, эту фразу императора воспринимали в том смысле, что даже произведения «солнца русской поэзии» не могли увидеть свет без прохождения высочайшей цензуры. Однако, на наш взгляд, подобное заявление свидетельствовало скорее о том, что поэт был признан государем, а значит — властью в целом, и влиять на такого человека было как раз гораздо сложнее. Неудивительно, что разошедшись по столице, эта фраза сразу же повысила интерес читающей публики к стихам Александра Сергеевича.
И в биографии другого русского художественного гения Николай II оставил свой след. Когда Н. В. Гоголь написал в 1836 г. комедию «Ревизор», в которой едко высмеивал нравы и быт провинциального чиновничества, многие посчитали ее «крамольным» произведением, подрывающим основы власти. Царь же разрешил постановку пьесы на сцене, сам ее посмотрел и заметил, что «ему в ней больше всех досталось». Впрочем, иногда природные черты государя давали о себе знать, и даже произведения искусства начинали служить ему для практической пользы. В этой связи примечателен сюжет о том, что на многочасовую и не слишком динамичную оперу М. И. Глинки «Жизнь за царя» (после революции она получила название «Иван Сусанин») Николай отправлял провинившихся офицеров в качестве наказания.