«Матушка, милая родная Государыня! Как мне изъяснить, описать, что случилось: не поверишь верному своему рабу, но как перед Богом скажу истину. Матушка! Готов идти на смерть, но сам не знаю, как эта беда случилась. Погибли мы, когда ты не помилуешь. Матушка, его нет на свете. Но никто сего не думал, и как нам задумать поднять руки на Государя! Но, Государыня, свершилась беда. Он заспорил за столом с князь Федором (имеется ввиду князь Ф. С. Барятинский — Э. К.); не успели мы разнять, а его уже и не стало. Сами не помним, что делали, но все до единого виноваты, достойны казни. Помилуй меня, хоть для брата. Повинную тебе принес — и разыскивать нечего. Прости или прикажи скорее окончить. Свет не мил: прогневили тебя и погубили души навек»[68].
Казалось бы, все более-менее ясно: говоря современным юридическим языком, это можно было бы назвать «убийством по неосторожности» в ходе спонтанно вспыхнувшей драки. И все же многие исследователи не склонны безоговорочно верить письму Орлова, хотя бы потому, что история его появления весьма таинственна и неопределенна. Оно якобы было обнаружено в запечатанной шкатулке с личными бумагами Екатерины II ее сыном Павлом Петровичем уже после смерти императрицы. Павел показал письмо графу Ф. В. Ростопчину, но вскоре уничтожил документ. Однако Ростопчин успел сделать копию письма, и эта копия была также случайно обнаружена впоследствии, уже после смерти графа, в его личных бумагах, хотя при жизни граф никому о ней не рассказывал. Об оригинале документа якобы было известно княгине Е. Р. Дашковой — соратнице Екатерины и одной из участниц переворота, но известно это исключительно из слов самой княгини.
Не менее спорным вопросом является роль в этих трагических событиях самой Екатерины Алексеевны. Согласно одной точке зрения, Екатерина не имела ни прямого, ни косвенного отношения к гибели мужа. Более того: узнав о смерти супруга, она была серьезно напугана, поскольку полагала, что теперь ее обвинят в убийстве и саму свергнут с престола. В особенности императрица опасалась воспитателя цесаревича Павла Н. И. Панина, в письмах к которому она предстает несчастной, совершенно подавленной женщиной. По логике этой версии, Екатерина не была заинтересована в смерти мужа, и даже наоборот: Петр III был выгоден ей в качестве скромного правителя небольшого немецкого княжества.
Противники такой интерпретации событий указывают, что Екатерина попросту не могла оставить Петра III в живых, так как четко понимала: дворянство не смирится с пребыванием на престоле немецкой принцессы, пока живы два законных представителя династии Романовых — Петр Федорович и Иван Антонович. По мнению сторонников этой точки зрения, Екатерина дала тайное указание убить свергнутого императора, что и было сделано.