Позднее в альбоме одного из друзей Бетховен оставил следующую запись: «Творить добро, где только можно, любить свободу превыше всего, за правду ратовать повсюду, хотя бы даже перед троном».
Глухота Бетховена помогла сохранить для потомков содержание его бесед с друзьями и знакомыми. Он пользовался так называемыми «разговорными тетрадями». Тетради эти драгоценны. Здесь нет, правда, слов самого Бетховена, отвечавшего устно. Но они отражают круг интересов композитора и его друзей, показывают, как горячо обсуждались в этой среде вопросы политики, положение Европы в годы реакции и положение в Вене. Видимо, Бетховен не стеснялся в выражениях, потому что один из его собеседников записал: «Не говорите так громко!.. Ваше положение слишком известно. Это неприятная сторона публичных мест: здесь во все вмешиваются, шпионят и подслушивают!..» И ниже, видимо, в ответ на какую-то реплику Бетховена: «Свобода». В разговорных тетрадях можно встретить даже такие слова: «Вы умрете на эшафоте». Человек, у которого после смерти композитора оказались эти тетради, уничтожил половину из них. Он испугался: в тетрадях было слишком много нападок на высшую власть. Если бы «высшие власти» не боялись общественного мнения, они бы арестовали Бетховена. Он мог бы умереть если не на эшафоте, то в тюрьме.
Заказ на последнюю симфонию Бетховен получил от Лондонского симфонического общества. Известность его в Англии в то время была настолько велика, что он собирался поехать в Лондон с концертами, и, может быть, даже переселиться туда. Потому что жизнь первого композитора Вены складывалась туго.
Последние годы жизни были сложными: заботы о хлебе насущном, бесчисленные тяжбы за опекунство над племянником, общее моральное состояние.
Имя его все более забывалось в Вене, бросившейся навстречу новому направлению. «Вольный стрелок» Вебера вызвал неслыханный энтузиазм, поклонение Россини дошло до высших пределов. Можно себе представить, как это должно было волновать Бетховена. Хотя оперу Вебера он высоко ценил. Закончив партитуру, Вебер сразу послал ее Бетховену, мнение которого было очень важным для него. Бетховен познакомился с оперой, и, возвращая партитуру, вложил в нее записку: «Дорогой господин Вебер, советую вам больше никогда не писать опер». Естественно, Вебер был оскорблен и при встрече спросил: что же так не понравилось Бетховену в его опере? «Мне понравилось так все! Ваша опера — само совершенство!» — ответил Бетховен.
«Но как же тогда понимать ваш совет?» — растерянно спросил Вебер.
«А так и понимайте, что опера ваша настолько прекрасна, что я не допускаю и мысли о создании другой, более прекрасной! А раз так, то стоит ли тратить время попусту, милый мой Вебер!»