Сколько колодцев опустевших и
замков воздвигнутых!
Коран, Сура 22, 44
Слепой Абдаллах идет по дороге в мечеть. Его палка касается края маленькой пологой лужайки, этот путь, по которому так часто ступала его нога, он проходит почти так же быстро, как и зрячий. С момента отъезда мекканского войска он передал свои обязанности наместника в руки Мухаммеда, забот у него не стало, а уважение осталось. Вся Медина видит в нем человека, на котором очевиднее всего покоится печать Аллаха.
Иногда слепой останавливается и прислушивается. Если все тихо, тогда он вздыхает с облегчением, но иногда издалека он слышит жалобный крик.
«Нет, — говорит он себе, — еще не все кончилось. Это все еще не конец».
Он входит во двор мечети, широко открыты ворота — даже Билала, хранителя священного дома, сегодня нет здесь. Только из женских покоев слышны голоса — слепой различает и узнает их: звонкий смех Аиши, нежное воркование Омм Сальмы и сухой, немного хриплый голос Хафизы.
— Где пророк? — спрашивает Абдаллах.
Он слышит испуганный вскрик и шелест женских платьев. Теперь все женщины хватаются за платки и покрывала, пока не видят, что перед ними стоит просто слепой, от которого им не нужно прятаться.
— Ох, как ты нас напугал! — кричит Аиша, смеясь. — Мы не слышали как ты вошел! Садись к нам, Абдаллах, и расскажи сказку о двух ангелах, влюбившихся в двух земных женщин!
— Моей душе не до сказок, — говорит слепой, — пока действительность полна ужаса. Где Мухаммед?
— Его здесь нет, — отвечает Омм Сальма, хватает руку Абдаллаха и ведет его в тень.
— Он там, — добавляет Хафиза и показывает на город. Абдаллах не видит жеста, но он правильно понимает слова.
— А я надеялся, что он это знает, — сказал он тихо.
В момент, когда все замолчали, еще отчетливее послышался жалобный горестный крик.
Слепой вздрогнул, как будто замерз.
— Я ходил туда, — говорит он, — там мне рассказали, что они убили уже четыреста иудеев. Сколько же может быть убитых еще?
— Разве должен был терпеть пророк предательство у ворот своего собственного города? — спрашивает Хафиза.
— Разумеется, нет! А почему он их не изгнал, как раньше иудеев Ятриба?
— Разве ты сам не видел, что из этого вышло? — вопит взволнованный детский голос Аиши. — Изгнанные иудеи вступили в союз с корейшитами, и если бы Аллах не стоял на стороне пророка, то в Медине не осталось бы и камня на камне! Побереги свое сострадание, Абдаллах! Или тебе было бы лучше, если бы продали в рабство нас, а не детей и женщин Курейца?
На этот вопрос Абдаллах не отвечает. Вытянув руку вперед, он прикасается к стене и идет обратно к воротам, не удостоив женщин прощанием.