Он положил руку на плечо девушки. «Идем, Мария, — сказал он. — Ты не должна работать». Он вел ее через двор к палатке. Евнух, приехавший с ними из Египта, поил животных у колодца. Мария остановилась и погладила розовые блестящие уши белого осла.
Пророк послал за чашей, приказал наполнить ее и протянул ей.
«Вода моего колодца, — сказал он. — Приветственный напиток для тебя».
Мария поднесла к губам и выпила. «Тому, кто однажды испил из потока Нила, никакая другая вода больше не утолит жажды», — сказала она. В ее словах пробивалась тихая робкая надежда: может быть, он увидит ее печаль, может быть, отправит домой.
Мухаммед хорошо видел печаль, но мысль отпустить ее от себя ни на секунду не пришла ему в голову.
«Ты забудешь Египет и твою мать, — сказал он, — когда сама станешь носить под сердцем ребенка. — Нежные мысли смешивались с нетерпеливым желанием мужчины. — Ты создана для того, чтобы материнскими руками ухаживать за моим домом. Я знаю, ты будешь матерью моего сына».
* * *
Пророк, до сих пор избегавший вспоминать свою прошлую жизнь и говоривший о Мекке как о средоточии неверия и богохульства, теперь в мыслях и словах все чаще возвращался к городу корейшитов.
С последних событий с иудеями и уничтожительной битвы, которую Мухаммед провел против иудеев племени Курейца, он больше не считал правильным, молясь, обращаться к священному городу Иерусалиму. То, что они — иудеи и арабы — почитали Авраама как общего праотца, нельзя было изменить, но больше ничего общего не должно их связывать. Он был неправ, устремляя свой взгляд на чужие народы и откровения чужих народов. Да почтит каждый то, что достойное уважения дал ему Бог: иудеи — гору Синай, с которой Бог говорил с Моисеем, а христиане — город, в котором был окрещен сын Марии.
А мы? Разве не забил из скалы у Мекки священный источник, когда Хагар, умирая от жажды, попросил Бога о помощи? Не открылось ли над горой Хивой небо, чтобы возвестить Хашимиту Мухаммеду откровение? Столетиями собирались все арабы вокруг священного камня Каабы и молились ему, попав в языческое заблуждение или не зная, как надо молиться. Мне, однако, который должен распространять слово Бога и который знает его священную волю, открыто: Священная Кааба — знак, рукой Бога направленный для народа арабов. Смотрите сюда! Вокруг этого знака собирайтесь! Сюда обратите взор, когда, став на колени, вы признаете: Бог! Всевышний!
Это новшество — молясь, поворачиваться к городу Иерусалиму спиной, а лицом — в направлении города Мекки — было принято с восторгом арабами Медины и не хуже беженцами. У каждого в потайном уголке души еще дремала старая вера в святилище Каабы, ничего больше не хотели бы они, чем иметь возможность эту старую веру связать с новой. И те, кто исповедует ислам, отрекшиеся в страстном восторге от старых Богов, были осчастливлены разрешением почитать старое святилище в новом смысле. Приходили воспоминания о детстве, которые больше нельзя было заглушить. Вспомнился и богобоязненный страх, который лелеяли перед упавшим с неба камнем Каабы — камнем, бывшим когда-то белым, как морская пена, ставшим от грехов людских черным, как уголь. Вспомнили о паломничествах, предпринимавшихся всеми арабскими племенами во время священного перемирия в Мекке, об оживленных базарах и торговле; в памяти вызывались праздничные шествия вокруг Каабы и считалось, что обычаи были достойными и полными смысла, даже если и предметом почитания было не что иное, как бессильная картина с идолами. Пророк ничего не возражал на эти речи, позже, когда он взвесил это со всех сторон и обдумал, то стал их даже поддерживать.