— Ты христианка?
Она кивнула с испуганными глазами.
— Значит ты веришь в трех богов?
— Нет, господин! В триединого Бога.
Он засмеялся: «Ты не понимаешь, во что ты веришь!»
Она опустила темную головку и стала медленно вращать мельницу: «Господин, мой разум этого не схватывает, но моя душа хранит это».
В произнесенных словах, как в их смысле, так и в звучании, было что-то, что напомнило пророку о Хадидже. Он решил медленно и щадя учить рабыню молиться только одному истинному Богу.
Пророк стоял около нее и смотрел, как она неспешно поворачивает жернов, ее движения были нежные и медлительные. Иногда Мария бросала быстрый взгляд на него. Она видела, что он был уже не молод, что его плечи округлились и на его лбу, отливавшем белым под тюрбаном, обозначились глубокие морщины. Мухаммед заметил ее взгляд и понял его правильно. «Для тебя будет трудно видеть во мне своего господина?» — спросил он и надеялся, сам того не сознавая, снова услышать то, что ответила бы Хадиджа.
Мария только покачала головой и улыбнулась с кротостью женщины рано узнавшей, что судьба определяется другими и что ее собственное желание и собственная воля находят выражение только в мечтах. «Ты оставила в Египте мать?» — вдруг спросил он. Он не знал, почему этот вопрос сорвался с его уст, возможно, потому что ему самому она казалась маленькой мамой, а не возлюбленной.
Она кивнула, и ее глаза наполнились слезами, она хотела говорить и не осмелилась.
— Расскажи! — велел он.
Она остановила жернов.
— Когда мы узнали, господин, что наместник в Египте хочет послать нас к тебе, меня и мою сестру, наша мать выпросила четыре дня времени и поехала с нами в монастырь святого Макария в пустыне.
— И? — спросил он дружелюбно, когда она запнулась.
— Он находится в серой пустыне, белая, высокая стена, близ аметистово-голубых соленых озер. Триста лет Абу Макар собирал там своих монахов.
— Вы туда поехали, чтобы помолиться?
— Там наша мать попросила верховного монаха благословить нас, чтоб с нами вдали не случилось ничего дурного…
Ее голос становился все тише и, наконец, совсем смолк. Мухаммед слушал ее, вспоминая Хадиджу. Он постиг отчаянную любовь матери, потерявшей своих детей. Она ехала четыре дня по пустыне, чтоб обеспечить им благословение монаха. Благословение, которое должно было быть тем действеннее, чем труднее его получить… Мухаммед представлял ее перед собой, как она, должно быть, медленно и колеблясь отправилась в обратный путь, как нехотя покидала она белый монастырь отца Макария, и с какой болью вновь увидела после долгой скачки пальмы долины Нила. Возращение, которое означало для нее разлуку…