Ему сообщили, правда, что Абу Софиан, как одержимый злыми демонами, покинул лагерь под Мединой и что в городе Мекке не хотел бы продолжения вражды. Но все же лучше быть осторожным.
Поэтому пророк изменил направление марша и поехал дальше по границе священной земли, пока не достиг холма Ходейбийя. Там он приказал разбить лагерь и справился о том, кто был готов выехать в город корейшитов в качестве посла.
После долгих разговоров на это решился Отман. Мухаммед был удовлетворен таким решением лишь наполовину. Конечно же, из всех мусульман только Отман был в Мекке в большей безопасности, так как уважали его богатство и родство с Абу Софианом. Хотя более охотно пророк послал бы другого человека, всем сердцем безраздельно поддерживающего новое учение. Он взглянул на Омара эль’Ади, ждал, не вызовется ли тот. Но Омар оставался безмолвным.
Итак, это был Отман, севший на лошадь и поскакавший вниз с холма. Мухаммед смотрел ему вслед, ночь была светла — далеко на равнине можно было следить за черной тенью коня и всадника.
Лунный свет отражался на вершинах скал, как и тогда, когда он бежал в пустыню с верным Абу Бекром. Много прошло времени с той ночи до сегодняшней — и великая печаль, нахлынувшая на него, когда он вспомнил о прошлом, не могла быть не чем другим, как усталостью души, несущей тяжелое бремя, возложенное на нее Богом.
В то время как он смотрел вслед всаднику и пережи вал картины прошлого, получавшего все большую власть над ним, были разбиты лагерные палатки и зажжен костер. Пророк вспомнил об Аише, которую выбрал из своих жен сопровождать его в этом паломничестве, он радовался ее улыбке и болтовне — хотел подняться и пойти к ее палатке, но не только душа, но и тело было уставшим. Он не мог подняться.
Четыреста лагерных костров горели в эту ночь на холмах Ходейбийя; он знал, что теперь корейшиты стояли на ступнях Каабы, смотрели ввысь и гадали, какое же из арабских племен собрало так много народу для паломничества.
* * *
И все же эту ночь можно было бы истолковать как недоброе предзнаменование, если бы исход всех событий не определялся Богом и страдание не могло бы омрачить тех, кто полностью отдал себя на волю Аллаха. Потому что когда были разбиты палатки и сняты паланкины со спин верблюдов, выяснилось, что паланкин Аиши был пуст. Сначала никто не осмеливался сообщить об этом пророку, женщину искали во всех палатках и у всех костров — напрасно. Таким образом, кто-то должен был решиться рассказать об этом ему.
«О господин' О посланник Бога! Аиша исчезла!»
Мухаммед взглянул на взволнованные лица погонщиков верблюдов и расстроенную мину Али, которому он доверил заботу о своем ближайшем окружении.