Властители душ (Грундманн, Эллерт) - страница 80

«Мужчины Корейша! — воскликнул Мусафир. — Оцените! Только позвольте мне первому оценить!» Он высоко поднимает саз и разбивает его. С тихим стоном рвутся струны. «Приз получает Хинд, супруга Ибн Могиры!»

«Мусафир разбил свой саз!» Обломки инструмента падают звеня на землю. Мусафир хочет подойти к женщине… тут выскакивает мужчина, протискивается сквозь плотное кольцо зрителей. Некоторые из тех, кого он оттолкнул в сторону, узнают его и смеются: «О Ибн Могира! Иди и возьми себе славу твоей женщины! Иди же Ибн Могира! Ты идешь как раз вовремя, прежде чем она поцелует поэта Мусафира!»

Ибн Могира пьян. Он только что закончил торговлю рабами с одним эфиопом. Семерых безупречных молодых негров, кожа которых была цвета эбенового дерева, по низкой, почти смешной цене заполучил он в свои руки. Эфиоп был вынужден продать их быстро, потому что навлек на себя кровную месть Бану Кельба и не мог поручиться за свою жизнь даже в течение часа, проведенного в Окадхе. Удачную покупку и отпраздновал Ибн Могира, но не финиковым вином, а сильным сладким виноградным из Таифа.

Его имя пронеслось по толпе, это уже знали все и радовались зрелищу: супруг поэтессы!

«Не брани ее! — крикнул один, которому опухшее лицо Макзумита показалось жутким. — Ее стихам присудили награду!»

— Стихи! — громыхает Ибн Могира, его толстые щеки дрожат от возмущения. — Стихи! Сыновей хочу я от моей жены, а не стихов!» Он взглянул на неподвижную фигуру жены, на фигуру поэта Мусафира, который невольно отступил на шаг назад.

— Она должна иметь сыновей! — кричит он еще раз. — А не любовные приключения с чужаками, играющими на сазе! Ты его целовала?

— Нет, — отвечает женщина.

— Ты носишь от меня ребенка?

— Нет, — отвечает женщина снова. Она стоит неподвижно.

Ибн Могира осматривается вокруг, нетвердо держась на ногах, придерживаясь за стоящего ближе всего к нему. «Это ли жена, — спрашивает он, — что делает мне честь? Нет! Это жена, которую я еще могу любить? Нет! Я отвергаю ее. Она может идти куда хочет!»

— Ты пьян, Ибн Могира! — произносят спокойным голосом рядом с ним. — Вино принимает поспешные решения.

Ибн Могира узнает Омаяда. «Ты богаче меня, Абу Софиан, — говорит он, с трудом ворочая языком, — ты моложе, чем я, и, несмотря на это, возможно, умнее меня. Но как поступить с моей женой, решаю я, слышишь ты! Я один!»

— Я слышу, — говорит Абу Софиан кротко, а те, кто радовался ссоре двух благородных корейшитов, смотрят разочарованно.

Ибн Могира выпрямляется и широко расставляет ноги, чтобы прочнее стоять. «Я Ибн Могира из семьи Макзум, — так начинает он древний ритуал развода, — а ты жена моя, Хинд. С сегодняшнего дня я не хочу больше к тебе прикасаться, так же, как я не прикасаюсь… — он заикается, рыгает, и наконец заканчивает, — Так, как я не прикасаюсь к своей матери…»