Прошло сколько-то времени, Болеслав выдержал беспапиросную и бескнижную муку, уберегся соблазна сочинять стихи и был выписан из лазарета. Друзья встретились в коридоре. Евграф просиял и потупился; сообщил: «Давеча прочел я у Лапласа…»
Они прислонились к стене и часа два умильно посыпали друг друга учеными именами.
Весною участились занятия на плацу; юнкера топали в полной амуниции и под оркестр — готовились к выступлению в Петергоф.
В июне и выступили.
Шли с привалами каждый час, в полдень прикатила походная кухня. Ночевали в селе Старые Кикенки.
Подходя к Петергофу, заслышали канонаду.
У рябцов испуганно вытянулись носы, бывалые старшеклассники повели плечами: ишь артиллеристы, опять обогнали.
Это означало, что артиллерийское училище уже в лагере и упражняется в пальбе.
В Петергофских лагерях скапливалось порядочно войсковых частей и учебных заведений. Нередко проводились крупные маневры — под командованием государя. И шутовские маневры затевались — например, атака самсоньевской лестницы, рукопашная забава; генералы толпились у фонтана «Самсон, раздирающий пасть льву» и снизу подзадоривали.
Обычные же занятия заключались в съемке местности буссолью (расстояние мерили шагами) и строительстве частей фортификационных сооружений.
Жили в просторных палатках. После обеда купались в заливе (под наблюдением дежурных офицеров).
Славно!
Времени оставалось предостаточно, и наши приятели, конечно, его даром не теряли.
В своем ранце Вноровский принес сочинения Конта.
Когда программа лагерных занятий оказалась исчерпана, училище походным порядком возвратилось в Петербург и, застыв на плацу, выслушало приказ о роспуске на вакации. Иногородним дозволялось оставаться в замке. Вноровский сим и воспользовался, Евграф уехал в Парголово, где Юлия Герасимовна сняла дачу.
В конце августа он занемог горлом, и мать оставила его выздоравливать, отпаивала молоком с медом.
К началу учебного года он опоздал.
Он пришел за несколько минут до звонка; юнкера стояли группами во дворе; и первый же из них, к которому он приблизился, крикнул:
— Ты поспел, Федоров! Он еще в спальне, собирается!
— Кто?
— Вноровский.
— Куда?
— Фьюу!.. Ты ничего не знаешь?
Воспитанники, не уехавшие на вакации, жили в училище вольно, за ними почти не присматривали. Уходить и возвращаться можно было когда угодно. Вноровский потерял осторожность. Книги держал на виду; ими забита была его тумбочка; брали почитать кому заблагорассудится. На беду, явился в канцелярию училища циркуляр об ужесточении мер против вольнодумствующих и наказании учащихся, распространяющих запрещенные произведения; предлагалось с нового учебного года учинить розыск и вытряхнуть крамолу. Стайка инспекторов полетела осматривать спальни, шкафы и парты. В кабинет начальника она ввалилась, тяжело нагруженная книгами, отобранными у Вноровского; «запрещенных» среди них было много — в их числе Писарев. Тотчас произнесен был приговор: исключить…