Материал сценария был близок Довженко. Тем ревнивее отнесся он к прочитанному тексту.
Он бы сделал все по-другому.
Сценарий не понравился ему. Он нашел в нем чересчур много головоломных приключений. Но ясной и крупной идеи ему не хватало.
И все же картину о Нетте он хотел бы поставить.
Строки стихотворения из «Известий» были точнее сценария:
В коммунизм из книжки
верят средне.
«Мало ли,
что в книжке можно намолоть!»
А такое —
оживит внезапно «бредни»
и покажет
коммунизма
естество и плоть.
Вот это и отличает ночную драму в купе международного экспресса от стандартных шпионских детективов. В ней видны — и как прекрасно, скульптурно видны! — «коммунизма естество и плоть». В сценарии слишком разработана внешняя, сюжетная сторона. А это в данном случае дело второе.
Мы живем,
зажатые
железной клятвой.
За нее —
на крест,
и пулею чешите:
чтобы в мире
без Россий,
без Латвий
жить единым
человечьим общежитьем.
Вероятно, Маяковского, так же как и Довженко, поразил тот факт, что пуля врага сразила Теодора Нетте (для которого Родиной в самом высоком смысле стал мир трудящихся) именно на латвийской земле, о которой не мог он не думать как о земле отчей. И наверно, оторванность свою от родной земли он переживал нелегко. Можно было представить, как мог смотреть той ночью Теодор Нетте в темное окно вагона, угадывая за ним невидимые глазу рощи, поля и реки.
Проехали Себеж.
На перроне Зилупе желтый свет пятнами лежит на снегу. Станционный жандарм перешел из пятна в пятно, как первое напоминание о том, что эта земля — чужая.
В вагон вошли пограничники. Говорят по-латышски. Но — чужие.
Потом снова темно.
В темноте сосны. Река под мостом. Огоньки одиноких хуторов. Своя земля, а — чужая.
Резекне.
Снова снег, выхваченный светом станционных фонарей. Люди в кепках и шапочках с мягкими козырьками и заложенными наверх наушниками. Неуловимые приметы людского неблагополучия. Сутолока посадки. Чьи-то окрики. Своя земля, а — чужая.
Когда бандиты ворвались в купе, Нетте не спал. Конечно, не спал. Не до сна ему было. О чем он думал? О Латвии, по которой шел поезд. О том, как тесно связано счастье отчей земли со счастьем всего трудового человечества.
Интернационализм — вот в чем должен быть смысл сценария.
Сценаристы отошли от реальных подробностей, отказались от настоящих имен. Это было верно. Но надо было идти к еще более широким обобщениям, брать глубже, показать самое главное: что советский дипломат работает не только ради пользы своей страны, а ради свободы всех пролетариев мира. И потому везде находит поддержку братьев по классу.