… выполнив разворот назад, и вновь снизившись над волнами так, что едва не черпая солёную воду, я увидел, как «Alexandra», накренившись носом, зарывается в морские волны, снижая ход. Это не «лаки панч», но качественный нокдаун!
Слышу позади взрывы, суматошную стрельбу… и инстинктивно вжимаю голову в плечи, когда пространство над моей головой пронзает смертоносная сталь, вырывая кусок фюзеляжа. Впрочем…
Я кидаю быстрый взгляд на повреждение.
… ничего серьёзного!
Приводняюсь у самого борта сине-белой «Каллипсо», и техники, не медля ни секунды, подводят под меня тали.
– Как мы их!? – восторженно орёт оператор крана, опустив меня на палубу.
– Мы – Смерть! – всей душой всё ещё пребывая в бою, ору я в ответ, не разделяя сейчас пилотов и последних палубных матросов. Это всё – Мы!
Короткий миг единения – даже не со всем экипажем, взорвавшимся восторгом, а кажется – со всеми Кантонами разом, и снова на палубе деловитая суета.
– Цел, коммандер? – не дожидаясь ответа, врач весьма бесцеремонно разглядывает меня, вертя по сторонам, как куклу и заглядывая в глаза. Процедура эта не шибко приятная, но… надо! Горячка боя, она такая, особенно если это бой скоротечный, когда действия занимают считанные минуты, а уровень яростного азарта выше даже, чем в рукопашной схватке.
Убедившись, что я цел, медик с некоторой неохотой опускает меня, и мягко, но настойчиво толкает в раскладное кресло, выставленное на палубе. Тотчас же в моих руках оказывается кружка не слишком горячего, но очень крепкого и сладкого кофе, и шоколадка, предусмотрительно разломанная на дольки.
Пару минут спустя на борт поднимают Юру Леона, человека сложной судьбы и самого возрастного пилота в нашей группе. Пыхая восторгом, он мотыляется в руках медика и с некоторым сомнением признаётся годным, после чего всё повторяется – раскладное кресло, кружка кофе, шоколад.
Не знаю, сколько энергии я потерял за эти минуты, но обмундирование под кожаной пилотской курткой мокрое буквально насквозь. Благо…
… вестовой оказался догадливым, и уже протягивает большое полотенце, держа в руках чистую рубаху и китель.
– Благодарю, Томаш, – сбрасывая с себя пропотевшую одежду, киваю мелкому, засиявшему ответной щербатой улыбкой. Он один из детей-сирот, отобранных «По заслугам отцов» в некое подобие кадетского училища, которое ещё только предстоит организовать.
Сотни полторы их в настоящее время в войсках, но разумеется – не на передовых позициях. Подвергать их реальной опасности и показывать ужасы войны неокрепшим умам у нас нет никакого желания, но обкатать их хотя бы и вдали от боевых действий очень важно. Детвора…