Она сгибается пополам от хохота.
– Но это было так смешно!
– Выходим! – Картер открывает свою дверь, но я всё еще пялюсь на мужчину в зеркале заднего вида.
Я боюсь, что привлеку к себе внимание, что все заметят, кто я или кем я не являюсь. Но когда мы выходим, на нас никто не смотрит. Мы с Картером идем за Оливией с Оденом к пустому столу для пикника. Они садятся с одной стороны и начинают уплетать курицу с картошкой фри, а я сажусь напротив. Картер усаживается прямо на столешницу лицом ко мне, поставив ботинки на скамейку рядом с моими бедрами. Он ест, держа на коленях старую тетрадь на пружинке с красной обложкой.
Оливия барабанит тыльной стороной руки по спине Картера.
– Что ты там пишешь?
– Ничего, – бормочет он, не поднимая головы.
– Что там у тебя? Любовные письма?
– Нет, – он бросает взгляд на меня, прежде чем снова уставиться в тетрадь. От этого мне становится некомфортно.
Я перевожу глаза со своего сэндвича с маслом кешью и яблочными ломтиками на Оливию, натыкаясь на ее немигающий взгляд. Я замираю. Она впивается зубами в посыпанную специями картошку, не сводя с меня глаз.
– Так что там за хрень с Колумбийским университетом?
У меня пересыхает во рту, ладони потеют. Оден наклоняет голову, чтобы тоже посмотреть на меня из-за Картера.
– Эм… ну… меня не приняли.
– Но ты наврала всем и сказала, что тебя приняли.
То, как она это произносит, звучит осуждающе. Я ее поправляю:
– Я солгала своим родителям. А мои родители всем рассказали.
– Но зачем было врать? – спрашивает она с искренним удивлением.
Картер отрывает глаза от тетради – полагаю, ему это тоже интересно.
На этот вопрос есть так много ответов, так много причин.
– Мои родители планировали, что я буду учиться в Колумбийском университете, со дня моего рождения. К сожалению, в их планы не входило, что я окажусь тупой.
Оливия закатывает глаза.
– Ты не тупая.
– Ты видела мои оценки?
– Я видела, как ты пишешь. Ты очень талантливая.
Она застает меня врасплох.
– Когда это ты видела, как я пишу?
Английский, без сомнения, мой худший предмет.
– Помнишь, в прошлом году ежегодник проводил конкурс сопроводительных подписей к фотографиям? – она косится на Одена. – Твои подписи были ужасно смешными.
– Ага, точно, – соглашается Оден.
– Насколько я помню, тот конкурс выиграла Джиа Теллер.
– Да, но… – Оливия вздыхает.
– …в подготовке ежегодника не обходится без политики, – заканчивает за нее Оден.
Она закатывает глаза.
– Отец Джии купил, эм… – она поворачивается к Одену. – Что там было-то? Две страницы рекламы для дурацкого автосалона их семейки?
– Ага, кажется, так. Плюс он много денег жертвует школе.