И пёс. С глухим ворчанием он выскочил из ямы прямо позади остатков стаи, и я вдруг поняла, что он не серый, нет. Он седой. Старое, по-настоящему древнее существо. Но по-прежнему способное драться. Рвать когтями, прихлопывать мощными лапами, перегрызать снежные глотки клыками. И жалкий десяток разрозненных тварей ему нипочём.
Стая, наверно, впервые за века своего существования, развернулась. Почуяв угрозу, твари одна за другой рвали круг, отворачивались от меня, бросались на пса. Стайка дворовых шавок против благородного хозяина леса. Первого пёс раскроил на части одни ударом лапы, второго отшвырнул к дереву, третьего, изогнувшись, перекусил пополам и сплюнул шипами. По седой шерсти потекла струйка крови.
А я… смотрела. Да, моё природное солнце спит, но мое рукотворное солнце – под ногами. И оно не только обережит. Опустившись на землю, я прижала ладони к линии, закрыла глаза – и устремилась вслед за его лучами. За поляну. И на сто шагов дальше. И ещё на сто. И лишь когда убедилась, что зима вручила все свои сегодняшние «подарки», помогла псу.
– Ложись!.. – крикнула хрипло.
Пёс шустро нырнул обратно, в свою яму. А рукотворное солнце взвилось к чёрным небесам и взорвалось с ослепительной вспышкой. Оставшуюся пятёрку смыло мощной волной тепла.
Всё.
Я плюхнулась на снег и обулась. Попыталась. Руки дрожали, и натянуть первый сапог получилось не сразу. Зашнуровать его – тоже. А куртку ещё и выкапывать пришлось, как и сумку.
Пёс подошёл, чуть прихрамывая. Сел рядом, и меня накрыло таким теплом… Он был как огромная раскалённая печка. И впервые со времён Гиблой тропы я снова почувствовала себя замёрзшей. Мокрые вещи, пронзительный сырой холод – и неожиданная, непривычная усталость.
А ведь календарно, по правилам, зима ещё не началась – и хвост моей «знающей» осени, поди, мешается. А я чарую смело едва ли не каждый день – и каждый раз на грани Гиблой тропы…
Надо передохнуть.
Вокруг меня по-прежнему кружили мелкие защитные искры. Несколько я поймала, впитав в себя и согревшись, а остальные сжала в кулаке и повернулась к псу:
– Если не страшно… давай подлечу.
Пёс опустил ко мне окровавленную морду с разорванными губами. Я сложила ладони лодочкой, пёс зажмурился и сжался от брызнувшего света. Раны от шипов быстро затянулись, оставив после себя лишь запёкшуюся кровь на седом «воротнике». И ещё пара капель чар осталась для прокушенной передней лапы. И пара искорок, чтобы подсушить одежду и обувь.
Он тоже устал – то сани тащил, то охотился, то опять сани, то стая… Но когда я, пошатываясь, встала, надела ледяную куртку и подобрала сумку, пёс сразу же подставил спину: садись, мол, прокачу.