— Ты чо, мужик офанарел? Это моя маруха — дыхнул свежим перегаром в лицо, взгляд исподлобья словно гипнотизировал.
В голову ударила горячая волна адреналина, прочищая мозги, смывая хмель, Сергей рванулся, тренькнув полетела на пол пуговица. Вырваться не получилось, незнакомец держал крепко.
Девица схватила здоровяка за плечо и тут же с криком полетела наземь от небрежного взмаха рукой.
Незнакомец захватил пальцы Сергея и вывернул руку, боль заставила со стоном рухнуть на колени. Офицеры начали подниматься но драчун, обратил на это не больше внимания чем на возню детей в песочнице.
— Мужик, если я… — договорить он не успел. Мелькнула тень и в грудь ему шибанул кулак, отбрасывая назад. Лишь через пару шагов он восстановил равновесие.
На дебошира недобро прищурясь, в упор смотрел Иван Жуков по кличке «Козак», старший лейтенант спецназа, вынесший из горячей «точки» пулевую отметину на теле.
— Ах, ты! — с этими словами драчун быстро подшагнул. Хорошо поставленный боксерский хук (боковой удар) в голову должен был снести противника с ног, нокаутировать.
В последний момент, когда, казалось, времени на уклонение или защиту уже не осталось, «Козак» нырнул вниз, пропуская крепко сжатый кулак над собой, почти упал на пол. Крутанулся юлой, словно в дурацких китайских боевиках с мастерами кунг-фу. Нога подсекла опорную — дебошира, тот рухнул, словно кегля сбитая палкой. В фильмах это мираж, постановка, подстава, а здесь мастер рукопашного боя в настоящей драке задней подножкой обрушил противника на пол.
Через миг Иван сидел верхом на судорожно ловящим ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба, противнике. Это было настолько быстро, что Сергей едва успел подняться с пола. На миг кольнула белая зависть к приятелю. ТАК драться он вряд ли когда-нибудь научится.
Забияка побледнел, словно мертвец. Левая ладонь «Козака» крепко сжимала его горло, не давая шевельнутся, а правая, сжатая в каменно-крепкий кулак с набитыми костяшками, угрожающе застыла возле уха. Ледяной взгляд примораживал, обещал смерть.
Хозяин заведения выключил музыку, стояла тишина, столь же совершенная, как в первый день творения.
— Прибью, сука! — зло рявкнул «Козак», — Извиняйся, салабон!
Из рта упавшего вместо слов послышался то ли всхлип, то ли стон.
— Постой, командир, — из-за стола, с которого подошел забияка, поднялся коротыш сорока пяти лет, абсолютно лысый и с аккуратной черной бородкой, — он сейчас извинится!
Подойдя вплотную словно нечаянно наступил на ладонь поверженного, тот задавленно взвизгнул, вырывая руку. Мужчина наклонился над лежащим.