Природный магнетизм инкубов шпарил во все стороны и на всю катушку, а я только смотрела и улыбалась. Удивительно, какое нелогичное существо человек! Двуликое прямо. С одной стороны, не восхищаться этим образчиком мужественности невозможно, аж сердце от восторга замирает и дыхание перехватывает. А с другой — при всей его привлекательности, Ирвин у меня ничего, кроме желания пощупать его на предмет материальности, не вызывал. И ведь знаю — стоит потрогать и убедиться в реальности сего совершенства, останется лишь пожать плечами и пойти по своим делам. Любоваться можно долго, но не бесконечно. Вот Хартад…
— Таша… — наконец-то разродился началом разговора мужчина.
— Прощаю, — предвосхищая оправдания, сказала сразу. Зачем мучить человека, если и так ясно всё, что он скажет? — Давай оставим прошлое в прошлом, и баста, карапузики. Ты, главное, старых ошибок не повторяй. Уже не прощу.
— Спасибо, — искренне кивнул блондин и на миг прикрыл глаза, пряча под густыми ресницами блеск дивных очей.
Тьфу! Какие «дивные очи»?! Заносит… Эм… В общем — это он лупалки отвёл, чтоб за швабрами ресниц сныкать непотребную реакцию. Вот с такой формулировкой оно как-то правильнее.
— Не за что, — допив чай, я поднялась. Хотела приоткрыть окошко и впустить в душный зал немного свежего воздуха, но инкуб подорвался и вскочил на ноги.
— Не уходи!
— Да я и не собиралась, — с изумлением наблюдая, как спал с лица гость, проговорила и направилась к окну.
— Ташенька, неужели это и правду ты?.. — мазнул по спине тихий голос. — Ты действительно жива…
— А ты до сих пор сомневаешься? — фыркнула я на ходу, отгоняя не к месту сжавшую сердце жалость. — Ну, так потрогай и убедись! Я вполне осязаема. Тёплая, колючая и вредная. Всё как всегда…
Распахнув тяжёлые створки, я глубоко вдохнула прохладный воздух и подставила ветерку горящие щёки.
Зачем таким проникновенным тоном говорить, от которого сердце сжимается до боли? Жалко ведь, идиота. И как его угораздило, такого из себя офигительного, в меня втюриться? Ума не приложу! Хоть бы Алька вмешалась, а то делает вид, будто дрыхнет и даже ухом не ведёт, а про себя наверняка ржёт, как конь!
Я обернулась, чтобы посмотреть, не подрагивают ли у подруги лопатки, выдавая бесшумный смех, и замерла от неожиданности. Ирвин стаял так близко, что его дыхание шевелило выбившуюся из причёски прядку у меня на лбу.
— Таша… — прошептал он, и кончиками пальцев коснулся моего лица. — ты и вправду жива… Любимая…
На этом неуместному романтизму пришёл конец. А ещё он пришел оконному стеклу, моей причёске и моему же ступору. Нет, я бы непременно осекла Ирвина. Одно дело дотронуться, отгоняя пустые страхи, и совсем другое называть любимой. Вот только кое-кто не собирался давать мне возможность самостоятельно разобраться с инкубом.