Расстроенный Залевский брел вдоль берега и вдруг застыл над взрывшей песок надписью:
«Я немножко счастлив?»
Эти слова, их смысл, несомненно, имеющий отношение к нему, и глубокий изогнутый окоп вопросительного знака привели Марина в смятение. Раз за разом пробегал он взглядом слова и увязал в этом знаке. Неужели он все испортил? Зачем ему понадобилась демонстрация собственного превосходства и бездумная попытка унизить парня? Что на него нашло? Нет, ничего такого у него и в мыслях не было! Или было? Да он просто играл с ним! Забавлялся. Увы, забавы сильных часто оборачиваются унижением слабых. И теперь этот волнующий субтитр выглядел полноценным кадром – напрасным шрамом, процарапанным на теле их общей Индии. Он упустил возможность ответить на этот вопрос, и вообще, он, похоже, упустил что-то важное и тонкое в их отношениях. Они оба могли бы испытать невероятное блаженство от взаимопроникновения – физического, психологического, духовного, а вместо этого он напоролся на надменную независимость юнца вкупе с неврастенической требовательностью.
Марин опустился на колени и тщательно выровнял песок ладонью. Он бездарно пропустил свой ход. Смотрел на свои руки. Вот они, его руки – сильные, умелые и ласковые. И в них нет ничего. Несколько минут назад этот человек уже был в его руках и даже не вырывался, как будто вдруг поверив в несущие его руки, доверившись им, но Залевский выбросил его в море, как щенка-выбраковку.
Хореограф обернулся и увидел, что мальчишка заплыл слишком далеко. Псих, разнервничался он. Это при его-то фобии! Где этот его инстинкт самосохранения? Детская месть: я умру – вы пожалеете! Он знал, что Аравийское море ведет себя, как океан. Очень сильно затягивает отходящая волна. Необходимо все время чувствовать дно под ногами. Куда его понесло? Что за нервный припадок? Придется как-то возвращать. Ах, да! Он же не терпит насилия… Но хорош был бы хореограф, если бы не смог совладать с психанувшим мальчишкой! Вот только излюбленные приемы в этом случае, пожалуй, не годились. Они вызывали стойкое сопротивление и нешуточную обиду.
Море сделалось неспокойным, увлекало свою добычу все дальше от берега. Залевский почти летел, мощно рассекая руками захлестывающие волны, боясь не успеть, потерять из виду и вообще потерять. Но ему удалось – он догнал беглеца. Молча плыл рядом, потом обогнал и развернулся к нему лицом. Увидел его покрасневшие глаза. От соленой воды? Или он плакал? Вспомнил глупо пропущенный жест – его ладонь, прижатая мальчишкой к сердцу. Как же так? Неужели ему в тот момент важнее было отыграться? Все-таки внутренняя борьба – самый травматичный вид единоборств.