Трудности перевода. Воспоминания (Чуркин) - страница 107

Особняком стоит празднование в мае 1995 года 50-летия Победы. Готовясь к нему, мы узнали о небольшом городке в Валлонии, жители которого обустроили памятник двум российским военнопленным, расстрелянным гитлеровцами. Более того, два раза в год — 9 мая и 11 ноября (победу в Первой мировой войне в Европе празднуют больше, чем победу над фашизмом) они проводят там манифестации, причём не формальные, приводят туда и детей. 9 мая 1995 года в этом митинге приняли участие мы. Бельгийцы говорили очень эмоционально, как будто речь шла об их близких родственниках, хотя им известны были только имена советских солдат.

Что касается российско-бельгийских контактов на политическом уровне, то главным событием стал визит Председателя Правительства РФ Виктора Степановича Черномырдина. Представители его протокольной службы, прибывшие в Бельгию с передовой группой, сразу забраковали подобранную нами для делегации гостиницу. Она не удовлетворяла главному требованию, предъявляемому к размещению премьера: при гостинице обязательно должен быть садик, где Черномырдин мог бы обедать в своём кругу. О существовании такой гостиницы в урбанизированном Брюсселе мы не знали. Всё же протокол довольно быстро обнаружил таковую, да ещё совсем рядом с Королевским дворцом. Было видно, как Виктор Степанович ценит простое застолье, позволявшее ему отвлечься от многочисленных премьерских хлопот.

Программа визита помимо переговоров с премьер-министром Бельгии и посещения экономических объектов (высокотехнологичной станции по сжижению природного газа) предусматривала и посещение исторического здания брюссельской мэрии. В этой связи нельзя не сделать лирическое отступление.

Особое значение для нас имела одна брюссельская достопримечательность. На площади между Королевским дворцом и зданием сената разбит большой сквер. В нём ближе к дворцу есть овражек с необычной скульптурной группой по мотивам визита в Брюссель, кажется в 1717 году, императора Петра I. Рассказывали, что на одном из балов Пётр, знавший толк в напитках, впервые попробовал шампанское, которое ему очень понравилось. В итоге утро император встретил в том самом овражке в объятиях местной знатной дамы. Встреча с российским императором произвела на неё такое впечатление, что она — через годы — решила увековечить её в бронзе. Выглядел памятник так: бюст Петра, обращённый лицом ко дворцу, а в нескольких шагах от него скульптура женщины в полный рост, лежащей на боку и как бы смотрящей на Петра. Такой идиллии можно было бы только радоваться, но вскоре после моего прибытия в Брюссель бюст Петра украли. Когда я рассказал об этом нашему министру, он отреагировал с юмором: «Как же быть? Я ведь докладывал о нём Борису Николаевичу». (Ельцин любил такие истории.) Мы ломали голову над тем, кто же мог стоять за этим преступлением. Самая простая догадка: Петра украл кто-то из «новых русских», чтобы поставить у себя на даче. Надо было что-то предпринимать, и мы потихоньку начали разрабатывать планы восстановления памятника: нашли скульптора для изготовления копии, стали подыскивать финансирование, обсуждать проблему с властями. Прошло года полтора, как вдруг в бельгийских газетах промелькнуло сообщение: бюст нашёлся. Выяснилось, что украли его не нувориши или, как также можно было допустить, русофобы, а совсем наоборот — русофилы. Их оскорбляло то, что овражек, где располагался бюст императора, стал, скажем так, местом неоднозначных встреч. Они обещали вернуть бюст властям, но при одном условии — Петру найдут более достойное место.