В группе беседующих мужчин, стоявших возле окон, где было прохладнее, я наконец отыскала Кеннета Фонтероя. Он о чем-то говорил с коренастым немолодым человеком в военном мундире, похожим на моряка. Любопытно, какой волной занесло этот жесткий солдатский сапог на здешний изысканный праздник?
Время от времени глаза Кеннета обращались в сторону мистера Хартмана, и тогда в них вспыхивали такие горячие искры, что на месте последнего я бы поспешила найти поверенного, чтобы, пока не поздно, устроить свои земные дела.
Увидев меня, Кеннет невольно сделал движение в мою сторону. Признаться, я струсила. Рядом стояла эта ужасная миссис Трелони, а в присутствии Кеннета я невольно выдавала себя каждым словом и взглядом. Поэтому я кивнула ему, как обычному знакомому, и поспешно удалилась в сторону комнаты для отдыха, притворившись, что мне нужно поправить платье.
Потом мне было стыдно за эту минуту душевной слабости.
Кеннет Фонтерой увидел ее сразу, как только она вошла в залу, будто она была факелом, единственным источником света. В своем скромном, преувеличенно простом платье она заметно выделялась среди других дам, украшенных жемчугом и кружевами.
Вместе с ней в душную залу ворвался горьковатый воздух с холмов, и он снова с болью ощутил то новое, что появилось — или, вернее сказать, возродилось — в ней на волшебной земле Думанона. Она была плоть от плоти этой земли: блестящая, словно олово, мягкая, словно медь, бесстрашная, как охотники Древних, чья кровь текла в ее жилах. Это была уже не та Энни, которую он когда-то знал в Эшентауне.
Оба они изменились.
Иногда сквозь образ юной воинственной принцессы в ее лице снова проступала беззащитность, и ему начинало казаться, что она по-прежнему отчаянно нуждается в нем. В такие минуты Кеннет почти терял голову, но тут в сознании, как правило, вспыхивал предупреждающий голос лорда Уэсли: «Позвольте ей выбрать самой». Выбрать между ним — и Уайтбором.
Будь его соперником другой мужчина, Фонтерой знал бы, что делать, но Уайтбор был куда более коварным противником. Он видел, как Энни с каждым днем все сильнее поддавалась его волшебству, очаровываясь им все больше… Но это было ее наследство. А что он мог ей предложить? Уехать в Эшентаун, чтобы стать женой труса, из-за спины которого, к тому же, постоянно скалится дракон? Веселая это будет жизнь!
Три дня назад, в Кардинхэмском лесу он, можно сказать, отдал себя на ее суд. Теперь оставалось только принять ее выбор и как-то пережить, если он окажется не в его пользу.
Кроме того, была еще донья Эстрелья, за которую он тоже нес ответственность перед ее погибшим отцом. Нехорошо, что этот мистер Хартман, с его медоточивым языком и змеиными холодными глазами, так настойчиво вертится рядом с Гимлеттами.