Выйдя на воздух, я обнаружила, что дядя позаботился обо мне, оставив в деревне грума с коляской, чтобы тот отвез меня домой. Я невольно почувствовала благодарность: добираться пешком после тяжелого дня просто не было сил. Как бы я ни относилась к Джереми Хартману, его ужасная смерть вызывала только сочувствие. Кроме того, меня немного беспокоило, как отреагируют сиды на святотатство, совершенное в их владениях. Присутствие Лабиринта остро ощущалось даже в наступивших сумерках. Садясь в экипаж, я посмотрела в сторону холма и вздрогнула: если вчера вечером спираль лабиринта бледно светилась, словно месяц в ночи, то теперь он был весь покрыт черным кружевом. «Скалларии долго не цветут, — вспомнились объяснения доктора Медоуза. — Обычно они зацветают самыми первыми и быстро гибнут от малейшего холода». В отличие от вчерашнего, день сегодня выдался мрачным и промозглым, под стать совершенному злодеянию, а от соленого ледяного ветра листья скалларий почернели и казались вырезанными из жести.
Лабиринт будто тоже оделся в траур.
* * *
Мы сидели в зимней гостиной Уайтбора вчетвером: я, мистер Уэсли, Кеннет Фонтерой и миссис Трелони. В окнах, похожих на темные омуты, сгущались сумерки и дрожали огоньки свечей, словно стайки светлячков.
Ужасное происшествие в Кавертхоле как-то сблизило соседей: во второй половине дня нас посетила добрая половина окрестных сквайров, жаждущая узнать новости. Дядя стоически вытерпел это нашествие, за весь день не издав даже ни одного ворчливого восклицания. Приходил мистер Гимлетт, растерявший всю спесь и как никогда походивший на растерянную черепаху. Он качал головой и все время повторял: «нехорошо вышло… не по-христиански… мда…» Был и доктор Медоуз, подтвердивший, что Джереми Хартман скончался от удара острым предметом в затылок (окровавленный камень констебли нашли недалеко от тела). Кеннет появился около пяти вечера, прямо заявив мистеру Уэсли, что пришел справиться о моем самочувствии. Против опасений, дядя не выставил его за порог, а наоборот, пригласил остаться на ужин. Миссис Трелони никто не приглашал, но она, как я успела заметить, характером походила на кошку: приходила, когда ей вздумается, и оставалась насколько захочет, причем никому не приходило в голову ей возразить. Сейчас она сидела напротив меня за столом, в черном платье из жесткого армазина, с лицом непроницаемым, как густая туча. Поди разбери, что там кроется за нахмуренными бровями — гроза, буря, или безмятежная тишь?
Разговор, конечно же, вращался вокруг убийства. Судейские чиновники энергично взялись за дело, и итог их деятельности оказался для нас полной неожиданностью: арестовали старого Дуайта. Мистер Уэсли до сих пор не мог опомниться от возмущения: