И вот в половине одиннадцатого я уже стояла на ершовском автовокзале, волнуясь, ожидая и надеясь. Как только приходил очередной автобус, бежала на остановку и среди пассажиров искала Стэнли. Но его не было: ни один пассажир даже не смахивал на интуриста, не говоря уже о том, чтоб быть внешне похожим на мужчину с фотографии, которая сейчас лежала у меня на тумбочке рядом с кроватью. Все эти дачники с рюкзаками, рыболовы-любители и абитуриенты, собирающиеся в Саратов сдавать экзамены — все это было, конечно, не то. Стэнли не появлялся.
Прошел, наверное, не один час, прежде чем я поняла, что он не приедет. Так и есть: он решил, что не стоит связывать свою жизнь с такой, как я. Может быть, позвонил мне, когда меня не было, чтобы сообщить, что у нас с ним отныне нет ничего общего. Может быть, в почтовом ящике меня дожидается письмо, в котором размашистым почерком с высоко перечеркнутым «t» выведено: «Нам с тобой не стоит встречаться. Давай прекратим нашу переписку и будем жить, как прежде — порознь, ничего не зная друг о друге».
Почему-то все это — и телефонный звонок, и письмо — представились мне так ярко, что я даже почувствовала то, что могла бы почувствовать, будь это все на самом деле. Может быть, я написала и сказала что-то не то и обидела его? Нет, вроде бы ничего такого не было. Но разве это угадаешь? «Разные менталитеты!» — ехидно нашептывал в ухо голос Лены, хотя сама Лена наверняка попивала чай с родителями и рассказывала о своей новой подопечной, то есть обо мне.
Теперь все: я ни за что не стану ломать себе жизнь в третий раз. Лучше у меня не будет никакой личной жизни, зато никто меня уже не бросит. Пришла пора взглянуть правде в глаза: я неудачница и никогда больше никого не полюблю.
Я не выдержала и заплакала. Народу на автовокзале было много, но никто, как водится, не обращал на меня внимания. Только какая-то старушка спросила:
— Ты что, дочка?
Я ничего не ответила. Трудно говорить, когда вот так, в одночасье, осознаешь, что ты снова одинока. Наверное, старушка что-то все-таки поняла по моему состоянию. Она вдруг погладила меня по плечу и сказала:
— Ничего, все еще будет хорошо, и на твоей улице будет праздник, погуляешь еще на собственной свадьбе.
Я ничего не ответила, но немного успокоилась. Ну что ж, теперь надо вернуться домой, а потом позвонить Лене и сказать, что с этой всей затеей ничего не вышло и что пора собираться к маме.
В самом мрачном настроении я пошла домой. И первое, что увидела, войдя в подъезд, был сидящий на чемодане возле моей двери кареглазый брюнет средних лет, с тронутыми сединой висками, в безупречно сшитом сером костюме.