— Что прикажите делать с галерой у пристани, и с той скампавеей, что у берега на камнях, государь?
— А что с ними проделать сможете, подполковник?
Иван Антонович от удивления выгнул бровь — он как то иначе представлял здешнюю войну — штыковые свалки, пороховой дым, яростные крики штурмующих солдат. А тут пять выстрелов картечью из пушек вдоль стен, и все — три десятка окровавленных тел лежат на бережку. Остальные налетчики поступили предусмотрительно — спрыгнули с берега в воду, и лежат там как тюлени, прячась за камни. Но это их не спасет — как окончательно рассеется туман, их с крепостных стен расстреляют из ружей как в тире, с удобной позиции — сверху вниз.
«Почему галера не отплывает?
Ведь она у пристани — один взмах весел и может отойти от берега. И почему она по нам не стреляла, погонные пушки ведь прямо в стену целятся. Странно все это — весла подняли, матросы за планширы попрятались, у орудий канониров не стоит. Демонстрация миролюбивых намерений, или тут нечто иное?!»
— Флотские отчетливо слышали ваше имя, государь! Наши солдаты его громко кричали, так что выстрелы слова заглушить не могли. Они не хотят с вами воевать, царь-батюшка! Разрушить их можно запросто — ядра разобьют дерево, а их пушки для нас вреда не несут. Прикажите открыть огонь по галере? Скампавея на берег вылетела — ее снимать нужно и ремонтировать, в борту у нее пролом изрядный.
— Не надо, то наши русские люди. Я с ними поговорю сам — недалеко ведь. Только не с башни, а пройду по стене, и встану напротив пристани, между зубцами. Так увидеть меня могут только с галеры, а от берега, стреляя вверх, не подцепят. Все будет хорошо, не тревожьтесь за меня.
Открывший было рот комендант так и не сказал ни слова, но несколько приказаний фузилерам отдал — солдаты тут же направили ружья на берег, где в воде лежали ошарашенные неожиданным и жестоким отпором конногвардейцы, охлаждали свой пыл.
Иван Антонович спустился по лестнице и через дверь вышел на стену. Солдаты его узнавали, что-то радостно говорили, но никто из них не отошел от бойниц, все целились вниз. Хотя никто не стрелял — приказ соблюдался опытными ветеранами. Встав в бойнице, но так, чтобы его было видно только с галеры, но не от кромки берега, Никритин закричал:
— Моряки флота Российского! К вам обращаюсь — я Иоанн Антонович, третий этого имени, государь и самодержец, свергнутый с престола двадцать три года тому назад, и малым ребенком заключенный под каменные своды в этой крепости. Меня одели камнем, чтобы я незаметно умер для народа державы нашей! Но вот он я — стою перед вами и говорю вам слова! Где сейчас флот, славное детище Петра Великого?! Он лишь слабое подобие прежней славы! А почему такое произошло, матросы и офицеры?! Вы хорошо знаете, что баба на корабле к несчастью, а тут на троне империи бабы одна за другой долгие сорок лет сидят, а все им под юбки смотрят — будет ли тогда порядок в державе нашей?!