Однако отчаяния не было — мозг продолжал работу, и теперь принялся очерчивать перспективы столь невероятного случая, о которых ему раньше приходилось только в книжках читать. Тех, что о «попаданцах» в прошлое вещали в стиле исторического фэнтези или альтернативки — как-то на старости лет пристрастился к такому чтению. Интересно стало ему как историку, так и бывшему следователю, такую литературу почитать, благо свободного времени на пенсии хватает.
«Так, что мы имеем? Мой разум в чужом для меня теле, причем держит его под контролем. Насчет души не знаю — но скорее всего она со мною. А как иначе?! Чужих мыслей в голове нет, память, скажем так, «терпилы», не проявляется, его эмоции отсутствуют. По крайней мере, я их не совершенно ощущаю. В плюсе также молодость — я стою перед перспективой прожить еще одну жизнь. А это одно перевешивает все те минусы, которых, к моему глубокому сожалению, хватает порядком.
Начну по порядку!
Я в прошлом времени, в том нет ни малейших сомнений. «Каменный мешок» подземелья, окно выходит на внутреннюю галерею, где находятся солдаты — в том нет сомнения. Иначе бы решетку поставили. Окно сугубо для дневного освещения. Для чего оно замазано маслянистой краской? Чтобы я не разглядел ничего на внутреннем дворе тюрьмы. Почему не на внешнюю сторону оно выходит?
Иначе не поставили караул, а замуровали эту амбразуру, куда взрослый человек с трудом пролезет. Краска намазана с одной целью — служивым на меня смотреть категорически не положено. Причем, я стал узником высокопоставленным — иначе не была моя камера столь комфортабельной. С собственным санузлом, скажем так, с кроватью, на которой вроде бы белье, столом и табуретами, с печью, чтоб в морозы тепло было…
С печью! Я нахожусь в России, и только в ней! Иначе быть просто не может! В Европе никто в тюрьмах с отоплением не заморачивался, у них там камины в ходу!
Осталось только выяснить кто я, в какое время попал, и на каком положении. Да запросто узнать — на столе несколько книг лежит, наверняка узник до меня ими пользовался. Сто против одного — все духовного содержания, других заключенным просто не дозволят».
Иван Антонович в крайнем возбуждении встал с ложа, сделав шаг, оказался у стола. Перебрал книги, их было ровно семь — увесистая стопочка. Открыл каждую, чтобы убедится в предположении Печатные издания на церковнославянском языке — Евангелие, Апостол, Пролог и остальные такие же. На титульном листе даты, и все разные — от 1749 до 1763 года. Последняя дата отпечатана на абсолютно новой книге — Апостол. И у Никритина моментально возникло стойкое ощущение, чтоб выход ее из печати был совсем недавним, даже листы толком необмятые и крепковаты, дряхлости не видно и переплет крепкий. Хотя страницы потерты и с грязными пятнами от пальцев — видимо узник часто пользовался ею.