— Это я согреваю тебя, это ты боишься ночей!
— Да, согреваешь. Да, не ты, я боюсь ночей, поэтому не рву с тобой. Ты нужен мне для ночей. Днём я не боюсь, днём не страшно, а ночью… когда я одна… мне мерещатся мои родители, как они погибли…
— Как они погибли? — спрашиваю я досадливо.
— Много же понадобилось лет, чтобы… — Она замолчала. Сказала буднично: — Их убили.
— Кто?
— Не знаю. По-видимому, тот, кто приказал сдать установку раньше времени, не готовую, не проверенную. Установка взорвалась. Они оба были физиками. — Она замолкает, молчит долго, потом говорит: — Я хочу спать, Гриша, у меня завтра трудный день, а время, Гриша, стучит. Ты-то выспишься до двенадцати. — В её голосе звучит неприязнь, а может, жалость, а может, боль, а может, всё вместе.
— Ты меня никогда не любила, — говорю я. — Ты всю жизнь любишь бывшего мужа.
Она молчит.
— Поэтому у нас не получилась жизнь, — говорю я. — Мне всё время приходилось преодолевать тебя, твою нелюбовь.
— Был период, любила, — говорит она. — В память о том периоде не расхожусь.
— Когда? — спрашиваю жадно. Она не отвечает, я опять начинаю жаловаться: — Не вижу ничего, я ослеп.
— Я знаю, — говорит она. Просит: — Давай спать, Гриша. Поговорим на свежую голову.
— У меня свежая голова.
— У тебя. Конечно, это самое главное. А у меня сонная, уставшая. А у меня замученная. Я должна поспать.
Снова иду в кухню, снова пью воду. Мне холодно. Меня знобит. Я не усну.
Что со мной? Я не понимаю.