— Вам нужно уйти, — сопротивлялся Санька.
— И не подумаю. Сейчас мы с тобой ляжем спать.
— Тогда я ухожу, — решительно заявил он и, схватив одежонку, выскочил на улицу.
В комнате раздались рыдания. Плач звучал громко и продолжительно. Он стоял возле дома и ждал, пока гостья выйдет во двор. Через некоторое время она выбежала и, подбежав к нему, влепила пощечину.
— Никудышный ты был, Никудышным и остался.
Саня потер щеку и неожиданно для себя, рассердившись, произнес:
— Я не бык, которому корову привели на случку.
— Ты подлец, заморыш, импотент, — наградила Феня отказавшегося от нее парня и побежала бегом. Видно самой стало стыдно.
Но оказалось, что это не так. Женщина жила она по принципу: «Стыд — не дым, глаза не выест».
Назавтра вдовушки встретили его на работе улыбочками и ухмылками. А самая бесшабашная бабенка Людка спросила его громко, чтобы слышали все:
— Ну как, сердечный, не изнасиловала тебя наша барышня? Может там у тебя в штанах ничего не имеется? И ты зря брюки носишь?
В это время Саня доставал из стога солому. Он увидел, как Людка направляется к нему вместе с Феней и обе улыбаются похабной улыбкой.
— А мы сейчас с тебя штаны-то сдернем и поглядим, что там за штуковина неработающая, да и починим тебе ее.
Намерения Людки были откровенно понятны. Она остановилась прямо перед ним и вместе с Феней, протянули к нему четыре руки.
Саня, развернул вилы острием назад, чтобы не поранить охальниц и черенком ткнул в пузо нахальной бабенке так, что она опрокинулась на землю, увлекая за собой товарку. Хохот прекратился. Но злобный Людкин взгляд был хуже смеха.
Саня понял, что нажил лютого врага и сегодняшняя сцена этим не закончится.
С этого дня две подруги его больше не замечали и не приставали с разговорами сексуального порядка. Прошло более двух недель и все, забыли о «шутке» вдовушек.
Вскоре позвонили в совхоз из больницы и попросили приехать за Степанидой. Ее выписали. Директор дал ему свой газик и он привез Степаниду домой.
Только теперь Саня понял, что значит быть, беспомощным человеком. Ему пришлось на руках вносить в машину и выносить из нее сухонькую, казавшуюся лишившуюся веса Степаниду. Она держалась за его шею, пока он нес ее в дом. Осторожно положил на кровать, подготовленную заранее, раздел ее, укрыл одеялом.
— Как теперь мы с тобой жить будем, сынок? — проговорила казавшаяся старухой женщина, хотя ей было всего пятьдесят лет.
Всхлипывая, вытирала слезы и неожиданно спросила:
— Может ты не захочешь теперь у меня жить, я не буду в обиде, кому нужно за инвалидом ухаживать. Ни ноги, ни руки не слушаются.