Никита подошел к окну и с улыбкой на лице порвал трактат пополам и еще раз пополам. Клочки бумаги закружились в воздухе, как тополиный пух, облепили мокрое крыльцо, некоторые долетели до огорода и белыми заплатами украсили капусту.
Ты ж, погибель вина — вода, отсюда Прочь ступай! Уходи к суровым, трезвым людям…[7]
Никита потянулся, зевнул и лег, чтобы проспать до полудня.
В гостиной Веры Дмитриевны Рейгель, подполковничьей вдовы, рядом с хозяйкой сидел у столика маленький, усохший господин преклонных лет. Грустные большие глаза его со вниманием остановились на жабо кружев «англетер» на шее Белова и словно остекленели, не мигая.
— Граф, это весьма добросовестный и учтивый молодой человек, — представила Вера Дмитриевна Белова.
Саша поклонился:
— Простите, сударыня, что я отрываю ваше драгоценное время. Я пришел уведомить вас, что обстоятельства вынуждают меня срочно уехать, и поэтому вчерашний урок был последним.
— Ах, какая жалость! — Хорошенькое краснощекое личико Веры Дмитриевны приняло строгое выражение.
— Ваш дом, — заторопился Белов, — оставил в душе моей неизгладимые впечатления, и я беру на себя смелость просить вас об величайшем одолжении. — Саша передохнул, поднял было глаза, но тотчас опустил их в пол. — Я попал в ваш дом по рекомендации своего батюшки. Наше соседство в Тульской губернии дает мне право надеяться… Вы были благодетельницей моей в Москве, не оставьте своей милостью в Петербурге. — И он умолк, сделав вид, что совершенно смешался.
— Так вы едете в Петербург? — Вере Дмитриевне приятно было смущение Александра, она сложила губы сердечком и покровительственно улыбнулась. — Чем же, Александр Федорович, я могу помочь вам?
— В разговоре вы упомянули как-то, что ваш брат, сударыня, имеет крупный военный чин и связи в Сенате. Если бы вы написали Юрию Дмитриевичу, что я два года репетировал Мишеньку в математике…
— А? Поняла, вам нужно рекомендательное письмо. Но я ума не приложу, чем может быть полезен вам мой брат. Вы ошибаетесь, никаких связей в Сенате у него нет, и вообще он далек от дел двора.
— Невинные развлечения боевой жизни… — сказал граф баском, неожиданным при его хилом строении. — Военный смотр. Новый манер военной экзерциции.
Вдова стрельнула глазами в графа и улыбнулась, словно тот сказал что-то остроумное.
— Я напишу письмо. Садитесь, Александр Федорович. Выпейте венгерского. Великолепным вином осчастливил меня граф Никодим Никодимыч. — И она опять блеснула взглядом с милой ужимкой, а граф оторвал наконец глаза от Сашиного кружевного воротника и приосанился самодовольно.