— Если «кажется», то креститься надо. — доктор набулькал себе ещё одну дозу «лекарства» и тут же выпил. Правда в этот раз «закусил» не рукавом, а оладушкой. Благо их оставалось ещё много. Я заботливо пододвинул к нему тарелочку с оладьями.
— Вы кушайте, кушайте, Семён Маркович, оладушки вкусные. Вот масло сливочное мажьте его прямо на оладушку вам сейчас полезно что-нибудь жирное скушать. Жаль я не знаю где что хранится. Так может всё-таки маму позвать?
Доктор подозрительно на меня взглянул и слегка отодвинулся от меня вместе со стулом.
— А шо я ещё не знаю за то, шо знаешь ты? Только не лги мне! Я доктор и вижу тебя насквозь! Семён Маркович сурово сдвинул брови и погрозил мне пальцем.
— Да больше вроде бы и ничего. Только вот... — я замялся не зная, как сформулировать предложение.
— Шо? Ну, давай, удиви миня! Только не говори, что ты потомок Светлейшего Князя Александра Даниловича. Я и без тебя знаю! Мы с Фирой вчера это выяснили.
Теперь уж мне пришла пора удивляться. Даже закашлялся от неожиданности, ну нифига себе, однако и фантазии у доктора! Интересно, что они с мамой вчера курили?
— Вообще-то, я хотел сказать насчёт обучения. Мне кажется, что я знаю гораздо больше, чем должен знать подросток в моём возрасте.
— Да-а? — доктор со всё возрастающим подозрением вновь меня оглядел сверху донизу.
— А откуда ты знаешь, шо именно должен знать, хм, подросток? И в чём эти знания проявляются? Откуда вообще в тебе эта уверенность, если ты говоришь, что ничего не помнишь?
— Ну, я думаю, что знаю алгебру, геометрию и тригонометрию. Знаю таблицу Менделеева и основные физические законы. Формулы и таблицы. И много ещё чего знаю. Но не помню откуда я это знаю!
Доктор, тоскливым взглядом безнадёжно больного человека, посмотрел сначала на меня потом на бутылку и грустно вздохнув начал намазывать оладушку толстым слоем масла. Сверху положил вторую оладью налил себе в чашку ещё водки и пробормотав на идиш что-то краткое и ёмкое, но неразборчивое, выпил и закусил. Потом подошёл к буфету пошарил там и достал пачку папирос. Увидев мой изумлённый взгляд, пояснил:
— Фира не курит, я, впрочем, тоже. Но где лежат папиросы для гостей я знаю.
После чего открыл форточку поставил на подоконник многострадальную чашку, из которой пил кофе с водкой и закурил, меланхолично глядя в окно.
— А вот и мы! — дверь открылась и в кухню вошли мама и её приятельница.
— Шо я вижу! Семён Маркович, разве Вы курите? Я ни разу не видела вас с папироской. — в голосе Розы Моисеевны звучало неподдельное удивление.
— Теперь куру... — печально поведал доктор, сделал глубокую затяжку и меланхолично выпустил дым в форточку.