Глава 9. Самые обычные музыкальные будни
Ни жизнь, ни смерть не имеют конца.
Они лишь этапы вечности.
Пауло Коэльо
Раньше мне почему-то казалось, что в детстве время движется непозволительно долго. Словно тележка старьёвщика, меняющего старые домашние вещи на детские свистульки, воздушные шарики, или какие-нибудь другие игрушки. Быстрее самому с узелком ненужного тряпья сбегать до неё в соседний двор, чем дождаться тележку в своём. А в старости, наоборот, годы мелькают перед глазами как ночные станционные фонари мимо окна скорого поезда. Не знаю с чем это связано, но у меня сейчас такое ощущение, будто я неожиданно для себя оказался пассажиром этого поезда и фонари за окном мелькают всё быстрее.
С одной стороны, это немного напрягает, так как времени ни на что не хватает катастрофически. Пришлось завести дневник и вечерами расписывать будущий день буквально по минутам, а следующую неделю намечать хотя бы по предполагаемым событиям. Секретарей и помощников у меня здесь нет, и никто не напомнит, что к четвергу я обещал показать наброски своей новой композиции Ник-Нику, а в среду у Базилевич состоится общее собрание в секции обязательного фортепиано и как обычно педагоги опять будут сидеть и спорить до самой темноты, а занятия со мной перенесут на другой день.
Но домой лучше не уходить, так как Марина Михайловна в последнее время сильно озабочена моей музыкальной техникой. Лучше эти послеобеденные три часа провести в малом репетиционном зале, обычно пустующем в это время и отдать дань упражнениям, развивающим артистичность и виртуозность. Я вздыхаю, опять придётся три часа потратить на гаммы и этюды. Но... «Надо Федя. Надо!» ©
С другой стороны, подобное ощущение «ускорения времени» внутренне дисциплинирует и сбивает с меня былую вальяжность и «профессорскую спесь». Мама не понимает, чему я радуюсь, летая весь день как угорелый и падая поздно вечером в кровать в буквальном смысле на последнем дыхании. А моё сонное бормотание про «очумелого профессора» она воспринимает за отголоски моих «разборок» с преподами. Вот, уже и она нахваталась от меня разных «иноземных» словечек.
Я рад что в этом мире у меня сохранился мой прежний музыкальный слух, а возможно мне просто повезло попасть в тело аборигена от рождения обладающим таким слухом. Тщательное медицинское обследование что мне устроила знакомая «медицинская коллегия» не выявило у меня никаких отклонений от нормы, даже цветоощущение, что так подвело меня в «прошлом-будущем» здесь у меня было в полном порядке.
Так что, хоть в мореходку, хоть в лётное училище я годен без всяких ограничений. Но до этого пока далеко. На первом же месте в моих текущих планах желательно уверенное окончание Консерватории. Но напрасно я ожидал, что самым сложным этапом будет моё поступление туда. Само же обучение, как я вначале посчитал, особых трудностей у меня не вызовет, всё ж таки музыкальные азы и нотную грамоту выучил ещё в «той» жизни...