Эмилия же сделала вид, что без памяти рада приезду супруга. Зная, что путь к его сердцу лежит через желудок, устроила вместо обычного ужина настоящий банкет. Маркизу не изменил его постоянный прекрасный аппетит, и он отдал дань яствам и напиткам, которыми был уставлен стол. Большое удовольствие доставила бедняге и застольная беседа. Никогда еще с таким вниманием не слушали его рассказов о военных кампаниях, казарменных анекдотов. Вольтер, со своей стороны, не остался в долгу и рассказал множество занимательных историй. Еще большую роль сыграло шампанское, оно лилось на этот раз рекой, и большую часть бутылок опустошил, разумеется, маркиз дю Шатле. Эмилия без труда уверила мужа, что к ней вернулись былые, казалось бы, давно утраченные чувства к нему.
С этой ночи они расположились уже в общей анфиладе комнат, среди которых главной, разумеется, была спальня. А через несколько недель Эмилия призналась маркизу, восстановленному в супружеских правах, что будет матерью.
Тот был без памяти рад этому доказательству, что наконец вновь женат на самом деле, и принялся направо и налево рассказывать об ожидаемом событии своей семейной жизни. Поздравления приходили за много миль — казалось, об этом знала вся округа.
Между тем развлечения Сире наскучили «счастливому отцу», и его призывал оставленный полк. Маркиз дю Шатле отбыл обратно в Дижон. Маркиз де Сен-Ламбер тоже в Сире задерживаться не хотел. В Люневиле его ждала другая дама сердца и, очевидно, привлекала больше.
Вскоре замок покинули и Вольтер с Эмилией, уехав в Париж. Но незадолго перед предстоящими родами маркизы они вернулись в Люневиль, чтобы быть там, где находился истинный отец будущего ребенка. Вольтер проявлял редкостную заботу о беременной маркизе.
Фридрих II, знавший всю историю, был крайне недоволен и писал своему другу: маркиза разродится лишь в сентябре, и присутствие Вольтера ни до, ни во время родов отнюдь не обязательно, звал его к себе в Потсдам. Вольтер не повивальная бабка, ребенок великолепно появится на свет и без него, тем более что не он отец ожидаемого младенца.
Вольтер ответил не менее решительно. Да, он не творец этого ребенка, не повивальная бабка, не врач, но даже для его величества не оставит дорогую ему женщину, которая может в сентябре и умереть. В ее возрасте и после такого длительного перерыва — последний раз она рожала в 1732-м — Эмилии грозит большая опасность.
Великодушие и преданность Вольтера своей подруге были тем поразительнее, что Эмилия больше, чем о предстоящих ей родах, тревожилась из-за недостаточного внимания Сен-Ламбера и все так же страстно его любила, храня сладостные воспоминания о короткой счастливой поре их связи.