Казалось бы, совсем несложно ответить на вопрос, почему в 1750 году Вольтер наконец принял приглашение Фридриха II переехать к нему. Умерла Эмилия, и гонимый французским двором философ должен был, казалось, немедленно кинуться в объятия ее соперника и поселиться при прусском дворе.
Длительная уже дружба Вольтера и кронпринца, затем короля выходила за рамки личных отношений. Согласно моде XVIII века она была публичной, более того, она была историческими явлением. Фридрих II, сам философ и поэт, во всяком случае, он пользовался такой репутацией, заинтересовался первым писателем, историком, философом Европы, еще начиная с «Карла XII» и «Английских писем». Вольтеру, в свою очередь, не просто импонировала голубая кровь ученика и младшего друга. Он верил в то, что «Северный Соломон» практически осуществит идеал просвещенного абсолютизма, и справедливо считал его одной из самых выдающихся исторических личностей века. Это и сделало их переписку с самого начала перепиской двух влюбленных. Поэтому они были при первой встрече очарованы друг другом. И много еще любовных писем и нежных разговоров последовало потом, когда Вольтер жил в Берлине и Потсдаме, особенно в первые месяцы, но и в промежутках между ссорами. Они происходили не только из-за столкновения характеров, достаточно трудных и капризных у обоих, но и из-за расхождения во взглядах. И все-таки, даже когда казалось — они поссорились навсегда, через семь лет состоялось примирение, и Вольтер — адвокат справедливости и религиозной терпимости — часто находил в Фридрихе союзника. Их корреспонденция уже не прекращалась, и одно из последних предсмертных писем Вольтера было отправлено Фридриху II.
Публичность и историческое значение взаимной заинтересованности объясняют гиперболические эпитеты, которыми они так Щедро наделяли друг друга, что, конечно, было и в духе времени. Вольтер именовал Фридриха не только «Северным Соломоном», «Трояном», но и «Юлием Цезарем», «Марком Аврелием», Фридрих Вольтера — «французским Аполлоном».
Фридрих нуждался более всего в поэтических уроках Вольтера.
И тем не менее с переездом в Пруссию все обстояло не просто. Современный вольтерист Гэй, зная истинный характер отношений дяди и племянницы, называет прусского короля более серьезным соперником маркизы дю Шатле, чем мадам Дени. Вольтер приехал в Потсдам лишь 10 июля 1750 года, то есть через десять месяцев после смерти божественной Эмилии. Нужно, конечно, вычесть время, потраченное на мучительную дорогу, и все равно — отнюдь не сразу.
Поначалу задержку можно объяснить тем, что он был убит, раздавлен горем от понесенной утраты. Хотя порядок в парижском доме на улице Траверзьер, где поселились они с мадам Дени, установился быстро, Вольтер долго не мог вернуться к привычному образу жизни. Был так удручен, рассеян, прямо-таки не в себе, что ночами бродил по темным комнатам и звал Эмилию, словно надеясь вновь обрести ее живой. Душевные страдания еще больше подкосили его здоровье. Он избегал общества, первое время принимая лишь самых близких: племянника, аббата Миньо, своего нотариуса Далелена, старых друзей, герцога де Ришелье, графа д’Аржанталя.