Адвокат справедливости в последние годы занимается общими вопросами права. В 1777-м пишет эссе «Цена правосудия и человечности» и занимается новым уголовным кодексом, мыслимым им как идеальный.
Может прозвучать парадоксом, что Вольтер обращается к Екатерине II с просьбой принять участие в новом законодательстве республики Берн, то есть Швейцарии. «Повелительница пятой части земного шара, — пишет он императрице, — простит мне без сомнения мою горячность. Она касается предприятия, которое с каждым днем становится более необходимым, чем когда-либо. Речь идет о подражании Вашему величеству… я не хочу умереть, не увидев сборника Ваших законов, и осмеливаюсь требовать выпуска этого сборника. И вот основание: магистрат Берна предложил премию в 56 луидоров тому, кто представит лучшую записку о суде и тем самым поможет общественности Берна провести реформу уголовного кодекса и процесса. Долг снятой Екатерину Петербургской добавить к объявленной премии еще 50 луидоров. Иначе вознаграждение непропорционально важности задачи…» Но не здесь разгадка обращения к императрице с просьбой помочь законодательству республики. Вольтер сам предлагает проект кодекса, отличный от предложенного другим теоретиком права, опирающийся на «судебную практику наших провинций и содержащий все, что он знает о законах, принятых Вашим величеством. Премия будет присуждена лишь в 1779 году, но новый проект опубликован через несколько месяцев. Если Ваше величество облагодетельствует эту инициативу 200 рублями, Вы окажетесь покровительницей тринадцати маленьких кантонов. Споры будут вестись до 1779-го, меня уже в живых не будет. (Увы, он оказался прав! — А. А.) Но зато Вы окажетесь еще более блистательной, чем всеггда, покровительницей малых народов. Ведь облагодетельствованная Вами земля крымских татар — это маленький кантон России».
В этом-то и весь секрет обращения Вольтера к Екатерине II. Конечно, сумма в 50 луидоров, или 200 рублей, для него ничтожна, ему ничего не стоило бы внести ее самому… Конечно, он давно уже знает цену благодеяниям, оказанным императрицей малым народам ее империи, да и великому русскому народу. Но в своих колебаниях между республикой и просвещенным абсолютизмом ему очень важно, чтобы, как бы примиряя обе формы государства, «вывеска» русской императрицы была над законодательством республики.
А в письме к Кондорсе есть такое место: «Я не перестаю огорчаться с тех пор, как мы перестали заботиться о народе вообще и о народе в нашей провинции. С этого рокового момента я не продолжаю никаких своих дел, я ничего ни с кого не спрашиваю и терпеливо жду, что нас задушат».