Но если вчитаться в то, что Вольтер писал о Екатерине II другим корреспондентам, то есть действительно думал, мы увидим — не так велики были его иллюзии. Ее мнимые заслуги служили для него лишь средством пропаганды. Прав Гэй, говоря, что Вольтер не проявлял такой наивности в отношении Екатерины II, как Дидро. «Для Вольтера, — пишет исследователь, — Екатерина II никогда не была главной его привязанностью, и вовсе не так сильно было его увлечение русской императрицей». Надо сделать, конечно, поправку на то, что Вольтер лично не пострадал от ее деспотизма, как от деспотизма Фридриха II, и у него не было такой исчерпывающей информации о далекой стране, владычица которой искусно притворялась его ученицей.
В «Принцессе Вавилонской» не меньшие восторги отданы стране сарматов — Польше, имеющей шансы быть управляемой королем-философом, и свободе, обещанной Швеции наследным принцем.
Просвещенный абсолютизм для Вольтера, как бы мы выразились, — программа-минимум. Но в сказке есть и знаменитое сравнение царей с пастухами, ибо они «стригут свое стадо догола», между тем как настоящие пастухи, «покрытые рубищем, стригут овец, одетых несравненно лучше, чем они сами, изнемогают под бременем нищеты и отдают сборщику податей половину своего скудного заработка, полученного от господ», — явная перекличка с «Человеком с сорока экю». Если воспеть Екатерину II, кронпринца шведского Густава, Станислава Понятовского — надеется автор, — может быть, удастся достигнуть уже сейчас, чтобы стадо стриглось не догола и пастухи были бы одеты не хуже овец. Но еще лучше, если кончится власть оракулов или магов над царями и цари совсем не будут стричь свое стадо!
Думается, именно потому, что была угадана последняя, затаенная и самая важная мысль Вольтера, «Принцессу Вавилонскую» издали у нас в первые годы Советской власти, в малой серии горьковской «Всемирной литературы», созданной для того, чтобы вернуть народу украденные у него старым строем сокровища мировой культуры. Слишком недавно еще русский царь, помещики, капиталисты стригли крестьянство и рабочий класс!
И на «Принцессе Вавилонской» Вольтер не иссяк как рассказчик. Много повестей, сказок, притч было написано до нее, немало — после.
ГЛАВА 4
«КОНТРАБАНДА — ЭТО Я САМ»
Как ни поглощен Вольтер жизнью в Ферне, он не хочет умереть, не увидев последний раз Парижа. При Людовике XV, была ли главной фавориткой короля маркиза де Помпадур или мадам Дюбарри, и помыслить не о возвращении, но о посещении французской столицы было нельзя. Людовик XVI, хотя и распорядился в 1774-м конфисковать после смерти Вольтера и предоставить на высочайший просмотр все опасные книги и сочинения «фернейского патриарха», если тот появится в Париже, в 1778-м, можно рассчитывать, преследовать его не станет. Комеди франсез собирается поставить последнюю трагедию своего любимого автора — «Ирину». Вольтер заблуждается, считая ее своим лучшим драматическим произведением. Он жаждет не только увидеть «Ирину» на знаменитой сцене, но и, как в былые времена, принять участие в самой постановке. Мадам Дени всячески подстрекает дядю к поездке, нимало не задумываясь, что в восемьдесят четыре года, при его совсем ослабевшем здоровье, это путешествие может оказаться для великого человека последним.