Итак, в его трагедиях 30-х годов уроки иезуитов сталкиваются с английскими уроками, Просвещение с Возрождением, классицизм с шекспиризацией, но и с рококо.
Однако это не только дуэль, но и союз начал, казалось бы, столь противоположных, в борьбе Вольтера за возвращение в отечественный театр гражданственности или политики и торжество в нем человечности. Ничего этого не было тогда на французской сцене, точнее, в трагедии, где господствовали кребийоны. Гораздо лучше дело обстояло с комедией, здесь были образцы подлинного искусства — Мариво, Реньяр…
В Англии, где и чтили и продолжали играть Шекспира, современный драматург Адиссон с несравненно большим успехом следовал традиции французского классицизма, прежде всего его гражданственности. И в театре англичане опережали французов.
Отношение Вольтера к Шекспиру в 30-е годы (потом оно менялось, но всегда было для общей его позиции очень важным) широко известно. Оно прямо высказано в начале XVIII «Философического письма». Я лишь повторю в собственном переводе эту многократно приводившуюся цитату: «Англичане, так же как испанцы, имели театр тогда, когда у французов были только подмостки (имеются в виду представления на площадях. — А. А.). Шекспир, которого считают Корнелем англичан, расцвел примерно тогда же, когда Лопе де Вега. Он обладал гением, полным силы, естественности и возвышенным, без малейших проблесков хорошего вкуса и малейшего знания правил».
Чаще всего эта декларация толкуется как следствие ограниченности Вольтера, не позволяющей ему выйти из-под гнета нормативной поэтики Буало. Было и это: в драматургии к Вольтеру применимо слово «ограниченность». Но мне представляется несравненно более глубоким толкование М. Лифшица, который объясняет критику Вольтером Шекспира тем, что она вытекает из критики им недостатков современного английского общества. Незнание Шекспиром «правил» и отсутствие хорошего вкуса связываются с грубостью нравов и господством обычаев по ту сторону Ла-Манша. Лифшиц прав и говоря, что просветитель Вольтер не мог не отвергать преклонения Шекспира перед необузданной силой средних веков. Понимая, что его учитель и соперник — гигант Возрождения, Вольтер, что тоже исторически объяснимо, придавал этому недостаточное значение.
Но вопреки утверждениям либеральных историков достоинства Шекспира — интерес к политике, государственные мысли историка, подлинность чувств и страстей, естественность обстоятельств, даже демократизм формы, хотя Вольтеру и трудно было принять смешение стилей — высокого и низкого, — перевешивали в его отношении к гениальному английскому варвару то, что он считал недостатками. Диву даешься, читая у Морне, что сдержанное отношение Вольтера к его английскому образцу объясняется отсутствием у него самого интереса к политике, у Морлея, Рокена — равнодушием Вольтера к гражданской свободе.