— Слева — гетры Ходи а, а справа — Зибан, — сообщает гид.
Щеголяя своей филологической подготовкой, он объясняет нам, что автобус приближается к горному массиву Аурес, название которого восходит к латинскому Аураоис (от «аура» — золотое сияние).
— Аурес, — добавляет Аззеддину, — был, как и область Кабилия, главным очагом алжирской революции. Его населяют берберы шавийя, которые говорят и по-арабски, и на своем языке, близком к кабильскому. Женщины-шавийя славятся своей независимостью и стремлением главенствовать в семье.
Это последнее замечание, очень нас развеселившее, неожиданно подтвердилось вечером того же дня, когда мы повстречали близ селения Эль-Кантара в Ауресе группу полукочевых шавийя, переезжавших на другое место. Их нехитрая поклажа была навьючена на низкорослых буро-черных верблюдов. Командовала всей этой процессией сердитая старуха с орлиным носом и синей татуировкой на щеках. Когда на нее уставились объективы фотоаппаратов, она что-то резко крикнула на своем наречии мужу (он вел под уздцы осла, на котором она восседала), остановилась и принялась кричать на довольно правильном арабском языке:
— А ну платите за право нас фотографировать! Вы что, не знаете, что мы этого не любим? Кто вам разрешил это делать?
Инцидент был исчерпан, лишь когда она получила пачку сигарет, а ее муж, все время державшийся в тени, перебросился с нами несколькими французскими фразами. Вся эта сцена доставила огромное удовольствие Аззеддину, который со смехом повторял:
— Я же вам говорил, я же вас предупреждал!
Проезжаем пальмовые рощи Фугалы, Тольги. Последняя в 34 километрах от Бискры. Слева от нас — зелень гор, типичных для севера Алжира, справа — горячее дыхание Сахары, буквально по кромке которой идет путь в Бискру.
— Бискра, — говорит Аззеддину, — финиковая столица Алжира. Здесь два миллиона финиковых пальм, а всего по стране их семь миллионов. Значительная часть «бискри», то есть местных жителей, занята их сбором, сортировкой и переработкой. Бискри еще до прихода французов в страну отличались от других алжирцев одеждой, говором и тем, что вне родного города на них всегда взваливали тяжелый труд носильщиков, водоносов и каменотесов. Сейчас здесь живут арабы и шавийя. Кроме выращивания фиников они заняты ковроделием, чеканкой по металлу и обслуживанием туристов. Известны здесь бани с пятидесятиградусной серной водой. Всего сейчас в Бискре восемьдесят тысяч жителей.
Въезжаем в город. Сначала не верится, что здесь народу вчетверо больше, чем в Бу-Сааде. Позже мы разглядели Бискру получше. Это, конечно, типично южный город: одноэтажный, пыльный, с глухими багрово-коричневыми дувалами на окраинах, с минаретами мечетей над плоскими крышами. Но по сравнению с Бу-Саадой это все же город, с большим парком и кое-где прямыми современными улицами, с обычной для настоящего города толчеей на рынке, где вам непременно пытаются всучить либо кинжал, либо металлического верблюдика на цепочке, либо полумесяц, либо берегущую якобы от дурного глаза «руку Фатимы» неплохой чеканки. Здесь много лавок и вне рынка. Попадаются и автомобили (в Бу-Сааде мы видели только автобусы с туристами). В лавках, магазинах, ресторанах — всюду нам предлагают финики нескольких сортов, из которых особенно ценится «деглет нур» («капля света»), в основном идущий «а экспорт.