Это была самая ужасная ночь в моей жизни. Никогда еще до этого мне не было так плохо. Тело горело, глаза жгло, когда я пыталась их закрыть. Я балансировала на грани сна и яви, не отличая их друг от друга. Мне мерещились все и сразу. Они что-то кричали, и шум давил на уши, оглушая меня. Я куталась в одеяло, но казалось, что кто-то его постоянно стаскивает, сминает в тугой комок и бросает в меня. Голова болела нестерпимо от стучащих в ней молотков. Сквозь бред я слышала, как звонит сотовый телефон, но встать и найти его сил не было. Их хватило только на то, чтобы выпить таблетки, которые я предварительно догадалась оставить на прикроватной тумбочке рядом со стаканом воды. Сухой надсадный кашель мешал дышать, легкие словно кто-то наждачкой драл.
Под утро мне удалось заснуть. Это даже был не сон, а глубокий обморок, в который я провалилась, как только температура немного спала от очередной таблетки.
Не знаю, сколько проспала. Когда проснулась, увидела Владимира, спокойно сидящего на кровати и разглядывающего меня.
— У тебя опять жар, — заговорил он первым. — Я сделал чай с малиной и… выпей еще таблетку.
— Чай? — Я плохо соображала, жутко болела голова, и кашель новой волной начал сотрясать. — Откуда малина?
— В шкафу нашел…
А, ну да. Мне же мама Германа дала баночку, когда уходила от них. Воспоминания о Германе неприятно резанули память, хоть сейчас мне и казалось, что было это давным давно, в другой жизни.
С трудом мне удалось сесть в постели, подложив подушку под спину. Тело ломило, и каждое движение сопровождалось головокружением.
— Зачем пришел? — грубовато спросила я, хотя сил не было даже обижаться. — Чтобы тащить меня куда-то?
— Слушай… — Владимир замялся и выглядел смущенным. Непривычно видеть его в таком состоянии. — Я вел себя по-свински.
— Мягко сказано.
Я отковыряла две таблетки непослушными пальцами и запила их остывшим чаем, почувствовав тошноту.
— Если пообещаю больше не бросать тебя одну, поверишь?
— Слабо верится, — я откинулась на подушку и закрыла глаза, которые опять сильно жгло.
— Не знаю, что делать с этой злостью, — продолжал Владимир. Речь его была больше похожа на исповедь. Мне даже стало интересно, чего такого он может сказать в свое оправдание? — Я не всегда был таким.
Очень интересно! А я слышала, что ты и при жизни был злющий, как черт. Вслух я высказываться не стала, всем своим видом демонстрируя равнодушие.
— Когда-то у меня даже была невеста…
А вот это что-то новое! Неужели это ответ на недавний вопрос, когда он накинулся на меня, как летучая мышь? Все равно буду молчать и делать вид, что мне не интересно. Пусть замаливает грехи как следует.