В ад с чистой совестью (Волгина) - страница 86

За следующие слова я готова была откусить себе язык, но они вырвались помимо воли:

— Я так ждала тебя! А ты… не пришел.

— Я же пришел…

Губы Германа практически касались моих. Сейчас он меня поцелует, и я окончательно потеряю способность соображать. Нельзя выглядеть настолько доступной. Что он подумает? Я резко отпрянула и требовательно спросила:

— Чем же ты был так занят, что не мог прийти?

Герман явно не ожидал такого выпада с моей стороны. Он удивленно уставился на меня, а я постаралась придать лицу соответствующее выражение — пристального внимания.

— Так я же пришел.

Или он действительно не понимает, что я хочу от него, или пытается выставить меня полной дурой. Непонятная агрессия медленно начинала завладевать моим сознанием. Это потом я поняла, что так проявил коварство алкоголь, а тогда действовала на эмоциях. С видом профессора, нетвердо держащегося на ногах, я начала прохаживаться по комнате. Не хватало только очков на переносице.

— Ты, уверенный, что я жду тебя, присылаешь свою сестру, сказать, что не можешь прийти, потому что ужасно занят. Я, на самом деле планирующая встречу с тобой, вынуждена менять свои планы и подстраиваться под твои. А потом ты вдруг передумываешь и приходишь. Скажи пожалуйста, как я должна на это реагировать?

Я остановилась напротив него в ожидании ответа. Лицо Германа медленно превращалось в такое же угрюмое, каким я увидела его, открыв дверь.

— Пожалуй, мне лучше уйти, — медленно произнес Герман.

— А на вопрос ответить не хочешь?

— Это не вопрос, а словоизвержение.

Он развернулся и направился к двери. Я почувствовала приближение паники.

— Ты куда? — крикнула я ему в спину.

— Домой, куда же?.. — Он взялся за ручку двери и оглянулся через плечо. — Ложись спать. Может завтра твое настроение улучшиться, тогда…

Он не договорил, вышел за дверь и плотно прикрыл ее за собой, так, чтобы защелкнулся замок.

Ушел! Я стояла посреди комнаты, чувствуя, как стремительно начинаю трезветь. Головная боль накатывала волнами, и меня стало подташнивать.

* * *

Утро следующего дня началось со стыда. И это не являлось следствием похмелья, когда тебе стыдно только потому, что накануне выпила больше положенного. Это было конкретным осознанием собственной вины, что вела себя безобразно, что получила по заслугам и что дерьмовое настроение — еще лояльное наказание.

Благо я не страдала от похмелья физически. Видно, состарив вино, Владимир умудрился значительно улучшить его качество. Иначе, как объяснить тот факт, что выпив почти бутылку, напившись в хламину, я проснулась от будильника в шесть часов утра с абсолютно ясной головой?