— Дайте девочке прийти в себя, изверги! Знать не хочу, чем вы её до смерти пугали! И вообще, девочке надо переодеться — вы же не собираетесь допрашивать её в состоянии шока и одетую в один халат, под которым имеется только ваша рубашка, литэйр? Помните, что обязаны вести запись заявления потерпевшей и добавить его в материалы дела, а после сдачи дела в архив туда сможет сунуть нос любой курсант?
Гордеон поморщился, но выпустил из ладони руку Тани, забрал у неё пакет с пирогом и ободряюще кивнул ей, позволяя блондинке утащить Таню вглубь корабля.
«Чего она ко мне привязалась? — настороженно размышляла Таня. — Не верю я в дружбу с первого взгляда и пахнет от неё так, словно она намерена сообщить мне какую-то гадость. Давай, красотка, мужчины остались далеко, подошёл твой выход».
Амели в самом деле затормозила в пустом коридоре, с сочувствием заглянула Тане в лицо и тихо спросила:
— Ты же понимаешь, что внешний облик твоей человеческой ипостаси никак не связан с той внешностью, что была у тебя в родном мире? Литэйр предупредил тебя об этом? Ты уже видела себя в зеркале? О, ты прекрасно выглядишь, но наверняка изменилась очень сильно в сравнении с тем, что помнишь.
Блондинка с ожиданием смотрела на неё, а Таня не могла взять в толк, какой реакции та ожидает. Истерических воплей: «Сделайте мне пластику лица, чтобы стала, как раньше!» или «О, боже, злодей Гордеон не предупреждал, что я изменюсь!» или иного плача на тему «ах, я бедная, как несправедлива жизнь»?
— Я понимаю, что изменилась, хоть в зеркало ещё не смотрелась, — сдержанно произнесла Таня.
— Тогда собирайся с духом. Если что — я запаслась успокоительным, — заявила блондинка и открыла перед Таней крайнюю дверцу в длинном ряду таких же дверей: — Проходи, это твоя каюта. Слева — шкаф с зеркальными дверцами.
Мысль о том, что теперь она не будет жить в каюте Гордеона, оказалась настолько неприятной и странно неожиданной, что Таня не сразу посмотрела на своё отражение — блондинке пришлось развернуть её в верном направлении, закрыв за ними дверь каюты. Таня вынырнула из раздумий и с жадным интересом принялась рассматривать своё новое тело — третье, что досталось ей в жизни.
Росточек невелик — хорошо, если метр шестьдесят наберётся. Телосложение хрупкое, но Таня чувствовала, что оно обманчиво хрупкое: в теле бурлили еле сдерживаемые силы и энергия. Она отчего-то не сомневалась, что и сейчас способна перегрызть зубами металлический прут или запросто согнуть его баранкой. Глаза оказались широко поставленными, продолговатыми и жёлтыми, как одуванчики. В окружении угольночёрных ресниц они казались солнышками на фоне космической мглы. Тонкие изломанные брови хорошо сочетались с резкими чертами лица: высокими скулами, острым маленьким подбородком, яркой, чёткой линией губ, которые не были вызывающе пухлыми, как у блондинки, но и тонкими не являлись. Носик небольшой, ровный, чуть вздёрнутый вверх, а волосы тёмно-рыжие с вкраплениями ярких огненных прядей. Строгий ценитель не назвал бы Танино лицо красивым, но оно было интересным и пикантным, как говорят французы. Собственная внешность Тане понравилась, ей не хотелось исправить в ней и чёрточки, кроме, пожалуй, одной черты: она выглядела слишком молодой, лет на шестнадцать от силы. Неудивительно, что её именуют девочкой и малышкой!